из гаража. Меня же вышвырнуло на асфальт. Упав, больно ушибся, и ссадины на руках и на лбу потом долго напоминали о себе. На лице я почувствовал свежий кровоподтёк.
Пока сладкая парочка подвыпивших любовников, вяло переругиваясь, выясняли, кому вести машину, я решал, куда мне податься. В результате мужик, с трудом закрыв гараж, пошатываясь, удалился, а дама села за руль. В последний момент, сообразив, что нам по пути, я протиснулся на заднее сиденье.
Несмотря на то, что в салоне было прохладно от работавшего кондиционера, находиться там было нестерпимо. Очевидно, что дама испытывала похожие ощущения, но, вероятно, совсем по другой причине.
Женщина, непрестанно морщась и то и дело затыкая нос, вслух ругала кого-то. Я понимал, что своим запахом подставляю её мужика, но что было поделать – я чувствовал, что должен был ехать с ней. В свою очередь, мне не требовалось постоянно затыкать нос – тяжёлый дух, исходивший от дамы, её ругань и невыносимая музыка, сотрясавшая салон, компенсировались убаюкивающими звуками тишины, разливавшимися в моей голове. Задремав на какое-то время, я очнулся от душераздирающего грохота. Придя в себя, догадался, что это всё ещё грохотала музыка. Кроме меня, в автомобиле уже никого не было – видимо, хозяйка забыла выключить аудиосистему. К тому же в авто стало душно, и я без промедления выполз из машины.
Рядом с особняком, должно быть, принадлежавшим даме, стояла невзрачная церквушка с обшарпанными стенами. Я знал, что это не те стены, откуда пела тишина, но звуки исходили оттуда. И направился к полуразобранной ограде. Подумалось, что либо это сельская местность, либо небольшой городок, что ремонт ограды – это всё, на что пока хватало в этом приходе средств.
Впервые за несколько лет я ощущал пронизывающий холод и буквально сваливающую с ног усталость. И, едва доплетясь до ограды, упал и сразу уснул.
***
– Я словно во сне, – сказал я священнику. – И никак не пойму, где же явь, а где сон.
– Со временем разберётесь, – услышал в ответ и проснулся. – Вы сами должны разобраться.
– Ну как же я разберусь-то без вашей помощи? – в недоумении разводя руками, восклицал надо мной бородатый немолодой мужчина в меховой шапке и коричневой дублёнке. – Вы, отец Василий, священник, настоятель, как-никак… Придёте к ним в подряснике, с вами и разговор-то другой, а я…
– А вы староста, – отвечал тот, кого называли отцом Василием, – лицо ответственное. Так что – держитесь поувереннее!.. Что мне теперь, из-за каждого кирпича в управлении пороги обивать?
Хлопнула дверь машины, и автомобиль, быстро набирая обороты, умчался по заснеженной дороге.
– Вот лентяй! – пробурчал староста. – Молодые, безответственные… Всё бы им шастать по соседским приходам!
По подмёрзшей тропе, ведущей к церкви, зашуршали, удаляясь, добротные боты старосты.
Я поднялся со своего лежбища. За время, пока я спал, одежда на мне успела промокнуть и задеревенеть. А на самом том месте наклёвывался сугроб. Я не знал, как долго я спал, и не помнил, происходило ли со мной что-то во время сна, но холода я уже не чувствовал, как, собственно, не ощущал и тела. Однако, не надолго. Вскоре появилось жжение в кистях рук и на лице, особенно в повреждённых участках. Наверное, они покраснели, а может быть, и побелели, но мысли об этом меня не встревожили. Единственное, что беспокоило, это куда же теперь идти и что делать дальше. И я шагнул вслед за старостой.
Когда прекращается пение, появляется пустота. Как будто падаешь в бездну. И хочется лечь и уснуть и никогда уже не просыпаться.
Не было ничего: ни звуков, ни даже мыслей. Только оглушающий грохот действительности. И хоть мне достаточно лишь представить, чтобы оказаться в любой её точке, вникать в смысл происходящего – как заглядывать в чёрную дыру.
Подумав о последнем, что видел, тотчас очутился в натопленном помещении, вероятнее всего, в кочегарке, где и обнаружил старосту, о чём-то с важным видом разглагольствовавшего перед мужиком с помятым лицом.
Машинально потопав, чтобы сбросить с обуви снег, я подошёл к печке и, приоткрыв чугунную дверцу, наклонился над топкой. Староста внезапно примолк и, очумело посмотрев на меня, ткнул в меня пальцем.
– Это… Ты видал? – спросил он истопника.
– Чего? – задрёмывавший истопник вялым взглядом посмотрел на приятеля.
– Ничего не слышал? – испуганно озираясь, староста вжал голову в плечи.
– Нет. А чего?
– Сначала что-то ударило… потом – дверца… – упавшим голосом выдохнул староста.
И мне приспичило поупражняться в некогда позабытой морзянке. В комнатке воцарилось молчание. Замер и я.
– Понял… Всё понял, – из последних сил проговорил староста. – Это… С духовными лицами так нельзя.
И, скривив лицо нервной улыбкой, скинул дублёнку и лихорадочно принялся шарить по карманам пиджака.
Лицо же истопника сделалось неожиданно осмысленным. Ничего не произнося, с маниакально-решительным взором, явно сосредоточившимся на определённой мысли, он методично совершил ряд последовательных действий. Неспешно поднявшись со своего лежака, привычным движением засунул босые ноги в валенки, не глядя, выгреб из-под матраса несколько свалявшихся денежных купюр и медленно, но уверенно покинул каморку.
Тем временем староста одной рукой извлёк из кармана мобильник и дрожащим пальцем другой дважды нажал на кнопку вызова. В невыносимой тишине меня сначала оглушили протяжные гудки, а потом в голове зазвучал резкий голос:
– Да, Сергей Сергеевич! Слушаю!.. Я слушаю!.. Ну, что ещё?
– Отец… Отец Ва… Отец Василий!.. – взволнованно заговорил Сергей Сергеевич.
– Что с вами, Сергей Сергеевич? – голос в голове стал менее резким.
– Про… простите меня, отец Василий! – староста не смог сдержаться и заплакал. – Простите! Я… Я не должен был… Мне нельзя… Вы священник, а я…
– Сергей Сергеевич? Вам плохо? Скажите, где вы? Я тотчас приеду!..
– Н-е-е-т! Не надо!.. Дорогой батюшка! – с искренними обезоруживающими нотками во всю уже смеялся растроганный Сергей Сергеевич. – Я, старый дурак, обижался! А вы – истинный пастырь! Истинный, истинный…
– Сергей Сергеевич, дорогой, – уставшим голосом, но по-доброму отозвался отец Василий. – Ступайте домой, отдохните пару деньков. Я сам, слышите?.. Сам съезжу и всё сделаю… Вы меня слышите?..
Но я уже слушал поющую тишину.
***
Когда просто слушаешь, то отчего же не постоять! Другое дело, когда одолевают мысли, особенно о том, так ли это важно. Давно бы спросил, но, когда так слушаешь, не хочется и спрашивать.
Заметив мужчину, переминавшегося с ноги на ногу, и узнав в нём мужика из гаража, захотел спросить. Стоя рядом со мной, он явно недоумевал, зачем он здесь. На мгновение мы очутились на муниципальном кладбище, расположенном за чертой города. Перед выкопанной могилой в гробу лежало тело старушки из больницы.
