подозревающего ангела в свое логово греха.
Я закрыл дверь и прислонился к ней.
Мы уставились друг на друга, и я почувствовал, как похоть разливается по венам. Я не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал такое чистое, интуитивное, неконтролируемое вожделение к женщине. Я был заинтригован тем эффектом, который она на меня произвела. Дело не только в ее красоте. В ней было нечто такое… чего я не мог понять. С первого момента, заметив, как она идет к беседке, еще до того, как хорошенько разглядел ее лицо, мое внимание было приковано к ней.
Да, я хотел услышать ее крик, когда переведу ее за грань здравомыслия, чтобы она дрожала и содрогалась от охватившей бури удовольствия, но здесь было нечто большее. Я уже попал в ловушку, в которую угодил Сальваторе. Я хотел удержать ее, сделать своей на долгое, долгое время. Я отогнал эту мысль. Это походило на ситуацию мотылька, летящего на пламя. Нет, она пробудет здесь месяц и ни дня дольше, и в чем бы ни заключались ее чары, к тому времени они должны полностью развеяться.
Я оттолкнулся от двери и направился к ней. Остановившись в паре футов от нее, протянул тонкую стопку бумаг, которую держал в руке. Она молча взяла ее и взглянула на документы.
— О, контракт… и соглашение о неразглашении. Так быстро, — пробормотала она.
— Да, попросил адвоката составить их, пока мы ехали сюда. Довольно стандартная процедура.
— У вас есть ручка? — Ее голос был тихим, побежденным.
Это меня разозлило. Я не хотел, чтобы она была кроткой и побежденной. Я хотел, чтобы она была дикой и сильной.
— Разве ты не хочешь сначала прочитать?
— Не очень.
Я нахмурился.
— Неужели ты не вынесла никакого урока из своих отношений с Сальваторе? Прочти контракт. Он всего лишь на страницу. С соглашением о неразглашении можешь ознакомиться завтра.
— Хорошо.
Я достал из кармана ручку и протянул ей. Затем направился к бархатному креслу, стоявшему напротив кровати, и устроился в нем.
Пока она просматривала контракт, в комнате царила тишина.
В моем прошлом не было такого времени, когда я бы сидел и смотрел, как кто-то читает контракт. Мне бы чертовски это наскучило, но я не мог перестать наблюдать за ней. Казалось, она не совсем понимала, о чем там говорилось. Просто позволяла случайным словам осесть у нее в голове. Она тихо выдохнула и положила документы на колени. Затем сняла колпачок с ручки и начала подписывать, ставить даты и вносить свой адрес во все места, где это требовалось.
Тихое возбуждение пробежало по венам. Теперь она стала моей.
Закончив, девушка положила подписанные бумаги на кровать рядом с собой и подняла на меня глаза.
— Распусти волосы, — приказал я.
Она подняла руки, вынимая заколки, удерживавшие ее волосы, и я снова увидел уродливые синяки, которые оставил на ее коже двуличный мошенник. Это меня разозлило. Я с любопытством изучал эту эмоцию. Странно, но гнев не был той эмоцией, которая ассоциировалась у меня с женщинами. На самом деле, кроме глубоких чувств, которые я испытывал к своей матери, я никогда ничего не испытывал к женскому полу. Кроме похоти, конечно.
Блестящие светлые волосы каскадом ниспадали ей на плечи и спину. От ее красоты у меня перехватило дыхание.
— Хорошо. А теперь раздевайся.
Ее голубые глаза встретились с моими, и то, что я увидел в них, дало мощный толчок моему либидо. Я привык к робости, кокетству, стремлению понравиться, иногда даже страху у женщин, которых брал в постель, но никогда к откровенному неповиновению и тлеющей ненависти.
— Ты передумала, Скай? — усмехнулся я, хотя знал, что она не сделает ничего подобного. Она так отчаянно хотела спасти отца и вырваться из лап Сальваторе, что продала бы себя самому Шейлоку (прим.: Шейлок — один из главных персонажей пьесы У. Шекспира «Венецианский купец», еврей-ростовщик).
Она не сказала ни слова. Не отвела взгляда, но и не встала, сидя, просунула руку под бретельку белого платья и позволила ей соскользнуть с плеча. Она пыталась раздеться как можно более несексуально. Но и понятия не имела. Ничто из ее действий не могло быть несексуальным. Далее последовала вторая бретелька, пуговица сбоку, и материал соскользнул по ее телу.
На ней был кружевной черный бюстгальтер, открывающий соски. Я сразу понял, что на ней будут подходящие трусики без промежности, и что мошенник навязал ей эту невообразимую атрибутику сексуальной рабыни. Я позволил глазам скользнуть по розовым соскам и кремовой коже и почувствовал, как член становится горячим и твердым.
Ей пришлось слегка поерзать, чтобы снять платье с бедер и спустить до колен. Затем оно соскользнуло с ее ног и собралось лужицей на полу. На бедре я увидел еще больше иссиня-черных синяков, которые меня разозлили. Она сидела в нижнем белье шлюхи и смотрела на меня так, будто надеялась, что я не попрошу ее пойти дальше.
Будто это возможно.
Я всегда получал то, за что платил деньги.
— Раздвинь ноги. Шире, — скомандовал я.
Она сжала губы, отвернулась от меня и раздвинула ноги. И я увидел то, что украл у ее тюремщика. На внутренней стороне бедер чернели уродливые синяки, но за трусиками без промежности ее киска была юной, свежевыбритой и сладко розовой. Словно фрукт, который только что разрезали, чтобы показать сочные внутренности. У меня потекли слюнки.
— Сними лифчик, — я слышал сексуальное напряжение в своем голосе. Но крепко держал себя в узде. Хотел, чтобы она оседлала мое лицо и уткнулась этой прелестной киской мне в рот.
Она потянулась за спину и сдернула оскорбительное белье. Полные, великолепные груди появились в поле зрения.
Я уставился на возвышающиеся холмики. Бледно-розовые бутоны были плоскими и нераскрывшимися. Мне понравилось. Это пробудило во мне охотника. Никогда еще ни одна женщина не была так равнодушна в моем присутствии.
Внезапно она вскинула голову и посмотрела на меня. Вот, именно такая она мне и нравилась. Бросающая вызов, опаляющая ненавистью и чем-то еще, кружащимся между нами. Я уже чувствовал, как ее аккуратная узенькая киска плотно обхватывает мой член.
Глава 9
Скай
Мне потребовались все силы, чтобы продолжать смотреть на неприкрытый голод в его пронзительных глазах. Благодаря нелепым трусикам, которые Сальваторе настоял, чтобы я всегда носила, я была практически голой. И мои ноги были раздвинуты, как у шлюхи, но я не доставила бы ему удовольствия узнать, насколько униженной и уязвимой себя чувствовала, когда со мной обращались как с куском мяса.
Я вызывающе смотрела
