— Фамилия погибшего Горский, — сказал отец. — Он русский. Но пока факт его смерти держится в секрете.
— Он имел отношение к русскому посольству? — поинтересовался Тристан.
— Разумеется, нет. — Хокстон раздраженно поскреб подбородок длинными, пепельного цвета пальцами. — По всей видимости, он был… агентом.
— В самом деле? — Тристан попытался придать себе заинтересованный вид. — И чьим же?
— Он связывался с кем-то в Сохо, в одном из борделей.
Тристан кисло улыбнулся.
— Вы послали за мной для того, чтобы получить информацию о лондонских борделях? — спросил он.
Дрожащая рука лорда сжалась в кулак.
— Господи, Тристан, твои фривольности сейчас совершенно не к месту.
Тристан помолчал.
— Кажется, именно их вам не хватало в жизни, отец, — пробормотал он, поглядывая на дверь, за которой ему не терпелось скрыться. — Что ж, продолжайте. Итак, ваш убитый — русский, он любитель борделей… с ним лично вас ничто не связывает… что дальше?
Отец пошевелился в постели.
— Его смерть может ничего не поменять, а может поменять очень многое. — Его голос сделался скрипучим, и в нем снова послышалось раздражение. — Черт возьми, я не могу лежать прикованным к этой чертовой постели!
Ничего не сказав на это, Тристан взял руку отца в свои ладони.
Они всегда и во всем были совершенно разными, их несхожесть не ограничивалась лишь цветом кожи. Но именно теперь, когда дни, если не часы, лорда Хокстона были сочтены, Тристан вдруг ощутил в себе то родство, которое связывало его с отцом. Теперь Тристан хорошо понимал, что его жизнь должна была измениться навсегда.
— Мне так жаль, что вы заболели, сэр, — наконец проговорил он, пытаясь переменить тему разговора. — Но какое дело министерству иностранных дел до этого убитого русского?
К удивлению Тристана, отец не забрал свою руку из его ладоней.
— Тебе известен русский политик по фамилии Чарторыйский?
— Вы имеете в виду польского князя? — спросил Тристан. — Я познакомился с ним на конгрессе в Вене. Вы ведь тоже с ним знакомы. Я не ошибаюсь?
— Я был когда-то с ним знаком, — проговорил лорд. — Он жил тогда в Лондоне и только начинал свою деятельность. В его окружении мелькала некая мисс Вострикова, куртизанка. Говорили, что она была шпионкой, которую специально подослали к Чарторыйскому, чтобы прощупать степень его благонадежности.
— Чарторыйскому не доверяли?
Его отец скорбно улыбнулся.
— Русские не доверяют никому, — сказал он. — Если даже бригада лудильщиков вздумает пересечь границу России, чтобы немного подработать в соседней деревне, то и среди них непременно обнаружится шпион.
— И все это каким-то образом имеет отношение к смерти Горского?
Лицо лорда Хокстона исказилось от боли.
— Я не совсем уверен, — признался он. — Когда князь покинул Лондон, его куртизанка за ним не последовала. Но все это происходило много лет назад. Потом она начала свое путешествие по постелям мужчин, занимающих высокие государственные посты. Когда же ее красота увяла, эта женщина открыла бордель в Сохо.
— В самом деле? — Одна бровь Тристана поднялась вверх. — Так проходит земная слава, как говорили римляне.
Отец саркастически улыбнулся:
— Нет, дорогой, слава Востриковой на этом не закончилась. Этот бордель — закрытое заведение, там обслуживается финансовая и политическая элита.
Выпустив руку отца, Тристан посмотрел ему в глаза.
— Я не понимаю, сэр, как я могу помочь вам, — вежливо проговорил он. — Полагаю, вы считаете Горского двойным агентом, но, как я уже сказал, мне ничего не известно об этом человеке.
Глаза отца устремились в дальний угол комнаты.
— Горского убили средь бела дня, — наконец сказал лорд Хокстон. — И свидетелями убийства стали две молодые леди из хороших семей. Мне неизвестно, что именно они видели. И я хочу, чтобы ты каким-то образом выяснил, что они знают.
— Я сожалею, сэр, но этим лучше заняться констеблям и магистратам.
— Да? Ты так считаешь? — раздраженно фыркнул граф. — Эти идиоты могут только все испортить.
— Но вы, сэр, частенько и меня называли точно также.
Услышав это, лорд Хокстон принялся нервно теребить край золотистого парчового покрывала.
— Я никогда не считал тебя, Тристан, дураком. Ты обладаешь незаурядным умом, но применяешь его не по назначению. И то, что ты сделал в Греции, доказывает, что у тебя есть настоящий талант разведчика.
Тристан резко поднялся с кресла.
— Что вы конкретно хотите от меня?
— Я хочу, чтобы ты занял должность в министерстве иностранных дел. Мне требуется твоя помощь.
Тристан походил по комнате, потом остановился перед огромными полированными шкафами, заполненными политическими книгами и множеством книг по истории. В этом доме он всегда ощущал себя пойманным в ловушку. Он был зверем, сидящим за прутьями. Но прутья эти были сделаны не из металла, а из его детских желаний и ожиданий отца. Из слез его матери. О, он, конечно же, мог уйти из клетки, его ничто не держало здесь, кроме чувства долга и ощущения внутренней связи с отцом и своим родом.
Тристан медленно подошел к туалетному столику из красного дерева, который верой и правдой служил трем поколениям Толботов. Вещи его отца — карманные часы, печать, булавка для шейного платка, — лежали так, как будто лорд Хокстон только что положил их сюда. Здесь они обычно дожидались утра, а утром граф брал их с собой и отправлялся в Уайтхолл или к королю, чтобы заняться решением неотложных политических проблем, грозящих нарушить государственное спокойствие.
Но сейчас лорд Хокстон не собирался в Уайтхолл. И, по всей видимости, теперь, в последний раз, булавку к его платку приколет не слуга, а уже служащий похоронного бюро. И эта неожиданно пришедшая к Тристану мысль вдруг несказанно огорчила его.
Голос отца нарушил молчание.
— И все-таки мне бы очень хотелось, — устало проговорил лорд Хокстон, — чтобы ты поговорил с семьями этих девушек и получил разрешение допросить их. Ты молод, красив, тебе не откажешь в обаянии, они не будут тебя бояться. Мне нужно знать, что они видели и слышали. И даже что они чувствовали.
— Но убийствами подобного рода должно заниматься министерство внутренних дел, — сказал Тристан, глядя на туалетный столик.
— Они и занимаются. Ведет расследование де Венденхейм, весьма компетентный человек из окружения Пиля. Но их интересует только то, кто совершил убийство.
— А у вас другой подход к этому вопросу?
— Разумеется, — сказал граф. — Я хочу знать, зачем совершено это убийство. И кто за этим стоит.
