борется и Злотин, а то и начальство повыше. Один такой деятель упорно носит фуражку без пружины, утверждая, что никаких уставов он не нарушил. Выглядит, конечно, такой головной убор, как уши у Чебурашки, деятелю уже и выговор объявили за нарушение формы одежды, а ему хоть кол на голове теши.
А мне просто не нравится ходить в мятой форме, вот и все. Вообще, мне и сама форма нравится. Подозреваю, что я и в армии-то согласился взять «Комсомольскую путевку», направляющую меня в Череповец, на службу в милицию, потому что нравилась форма. Наверное, предложили бы отправляться в пограничное училище, то согласился бы. Но не предлагали, хотя я и спрашивал, типа — разнарядки на нашу заставу не было. А вот на сверхсрочную предлагали, оставаться не захотел. Наверное, втайне мечтал об офицерских погонах, и о брюках с кантом. И, обязательно, идеально отутюженных.
Тоже, кстати, пришлось восстанавливать навыки глажки и отпаривания, потому что в двадцать первом веке промышленность выпускает такие брюки, которые держат стрелку сами по себе, без прикладывания усилий.
Но есть своя прелесть в глажке. Пока шуршишь — можно поразмышлять, пофилософствовать.
Итак, Виталий Шматинин, которого я в той, первой жизни, не смог отправить на нары за убийство Коркиной, и не предотвратил тем самым убийство беременной женщины, нынче полным ходом движется к осуждению. Флаг ему в руки.
Только не нужно сейчас вспоминать модное выражение в мое время и говорить — дескать, у полковника милиции имелся «незавершенный гештальт». У психологов незакрытый гештальт — это нечто незавершенное, не доведенное до логического окончания, типа — не познакомился, не сходил, не исполнил. А вот когда понимаешь, что на твоей совести висят сразу две смерти, не до мудреных выражений.
И не нужно мне никаких лавровых венков за раскрытое преступление, пакет с лаврушкой я сам в магазине куплю, стоит копейки. Если начну с ума сходить — венок сделаю, украшу им свою шевелюру.
Но Валентину Гусеву, отмазавшему меня от выговора, огромное спасибо. Служебную проверку Гусев провел так, как положено: объяснение с меня взял, выписки о проведении мной проверок Шматинина и Коркиной присовокупил, в собственноручной справке расписал о факте убийства одного поднадзорника другим, а в заключении написал, что «Участковый инспектор младший лейтенант милиции Воронцов Алексей Николаевич, за проявленную халатность и безответственность к исполнению служебных обязанностей заслуживает строгого наказания, однако, учитывая его незначительный стаж в должности участкового, ограничиться общественным порицанием».
Общественное порицание мне уже вынес Златин на оперативке. Дескать — нужно больше времени уделять поднадзорному элементу, относиться к порученному делу с душой, а не формально, для отписки. И что участковый инспектор обязан заниматься воспитательной работой, потому что она и является профилактикой преступлений и правонарушений. Мол, если бы молодой участковый оказал благотворное влияние на старую рецидивистку, убедил бы ее встать на путь исправления, то она не превратила бы свой домишко в притон для подозрительного элемента, и осталась бы жива. Плохо работает младший лейтенант, плохо.
Классно Николай Васильевич сказал. Любой из нас подписался бы под каждым его словом. Будь это партийное собрание — мы бы еще и поаплодировали.
Но с другой стороны, не сможет участковый инспектор стоять надзирателем над своими поднадзорными, чтобы они не совершали правонарушений. Зато (это уже реплика из зала), если сразу два поднадзорника долой, то Воронцову работы станет меньше.
Но, опять-таки, если что-то где-то убыло, значит, что-то где-то прибыло. И если эти поднадзорники слились (одну зарезали, второй в тюрьме), так другие прибавятся. А уж работы для участкового меньше не будет.
Мы, можно сказать, свою работу и на дом берем. А не берем, так она нас сама отыскивает. Вчера пришлось урезонивать парней с четвертого этажа. Ладно, приняли на грудь по сто пятьдесят (сколько раз, правда, не уточнялось), так они еще и принялись распевать частушки.
Тоже, в общем-то, ничего крамольного — на здоровье развивайте свои легкие, тренируйте голос, если вы не мешаете спать соседям.
Ладно бы нечто нейтральное, про тещу с зятем, про миленка с теленком — но без картинок, так нет, их понесло петь на политическую тему.
В колхоз пошла —
Юбка новая,
Из колхоза ушла —
Жопа голая.
Ну, это еще ничего, терпимо. Про колхозы частушки поют. А вот следующая была уже совсем диссидентская, да еще и с матом. Вот это уже непорядок. Возможно, в иных условиях я бы и сам послушал, посмеялся, но если эти придурки окно распахнули и принялись оглушать улицу воплями — уже непорядок.
Обменяли хулигана
На Луиса Корвалана.
Где б найти такую б…ть,
Чтоб на Брежнева сменять?[5]
Вот тут пришлось надевать рубашку и штаны и отправляться приводить в чувство певцов. Лень было опять влезать в форменную одежду, но что поделать. Если я в футболке и трениках, то буду Лешей или Лехой, а если в рубашке с погонами, так я уже и милиционер. Фуражку можно оставить в комнате. Правда, тапочки тоже не пойдут, хотя бы в летних сандалиях.
Нет, никто бы за частушки, где упоминаются исторические личности, антисоветчину бы не пришил, а вот огрести пятнадцать суток за нецензурную брань — это вполне реально. И неважно, что пьете в общежитии, в своей собственной комнате, потому что комната ваша — не ваша частная собственность, которой, как известно, в нашей стране нет, а общественное место, где распитие спиртных напитков и употребление нецензурных слов карается по всей строгости закона.
Непонятно — что за праздник отмечают? День строителя уже прошел, а больше у нас никаких крупных праздников нет. Оказывается — день археолога! Попытался выяснить — что может быть общего у пролетариата с наукой археологией? Оказывается, один из жильцов, сам родом из Великого Новгорода, а когда учился в школе, то подрабатывал в экспедиции, которая вела раскопки на Рюриковом городище. Мол — именно они и отыскали первые берестяные грамоты.
Не стал спорить и объяснять, что первая берестяная грамота была найдена в тысяча девятьсот пятьдесят первом году, когда «археологу» было лет пять, или шесть. Он сейчас не в том состоянии, чтобы вести исторические дискуссии.
Зато узнал кое-что любопытное — во время работы им платили по рублю в день, а еще и обедом кормили. Правда, обеды не отличались однообразием — на первое суп из макарон с тушенкой, на второе — макароны с тушенкой. День-два так обедать можно.
