выступила испарина.
— Это тебе еще не больно, — сказал Влад. — По-настоящему больно тебе станет уже совсем скоро, так что, как ты справедливо заметил, это всего лишь вопрос времени. Так где вы берете деньги?
— Я не знаю! — в голосе Алексея слышались нотки отчаяния.
— У тебя есть и вторая нога, — заметил Влад.
— Но я правда не знаю! — выкрикнул Алексей. — Неужели я бы тебе не сказал, если бы знал?
Похоже, что не врет, подумал Влад. Стратег и идеолог, как же. Ребят играют в темную, они — всего лишь пешки, и неплохо было бы выяснить, кто на самом деле передвигает их фигурки на доске.
— Кто знает?
— Жук. Жуков! Вячеслав Жуков! Он наш кассир, он получает гранты, он за все это ответственен.
— Где мне его найти?
Алексей продиктовал адрес. Влад сверил новую информацию с той, что уже знал. Да, похоже, все сходится.
Зачастую в вопросах выяснения правды свинец действует лучше, чем скополамин.
— Ну и последнее, — сказал Влад. — Кто отдал приказ о ликвидации?
— Я! — сказал Алексей. — Доволен, маньяк? Я отдал приказ, но это было наше общее решение! Ты — просто отморозок! Ты опасен для нашего дела, для Сопротивления!
— Вы — не Сопротивление, — сказал Влад. — Сопротивление — это я.
— И что ты теперь будешь делать? — спросил Алексей. — Убьешь меня?
— А сам как думаешь?
— Подожди, — сказал Алексей. — Это необязательно. Мы можем…
Влад выстрелил ему в голову. Дважды, как его учили.
А потом быстро вышел из квартиры, убедившись, что он внутри так ни до чего и не дотронулся.
* * *
Входя в здание Главного Управления Службы Имперской Безопасности на Лубянке, граф Бессонов продемонстрировал вооруженному караулу свое удостоверение в раскрытом виде, кивнул потеющим в полной боевой броне караульным и проследовал к лифтам.
Вопреки обыкновению, он не стал подниматься в свой кабинет, а наоборот, спустился в подвал, где его уже ждали.
В специально отведенной для хранения вещественных доказательств комнате его ждал следователь по особо важным делам, статский советник Григорьев собственной персоной.
— Добрый день, ваше высокородие, — улыбнулся Бессонов.
— Добрый, ваше сиятельство, — согласился Григорьев. — Обойдемся без чинов?
— Конечно же, — сказал Бессонов, и зевнул, прикрывая рот свободной рукой. — Простите, я только вчера прибыл из Петербурга и даже распаковаться толком не успел.
Григорьев развел руками.
— В любом другом случае мы не стали бы вас беспокоить, но тут, сами понимаете…
— Понимаю, — Бессонов поставил свой портфель на пол. — Что у вас есть?
— Только это, — сказал Григорьев, указывая на стоявший у стены стол.
На столе лежала снайперская винтовка «фалькон», полностью снаряженная для стрельбы. Зная, что делом займется Бессонов, ее наверняка старались лишний раз не трогать.
— Дорогая игрушка, — заметил Бессонов. — И смертельно опасная для всех, включая и владельца. Отследили канал ввоза?
— Работаем над этим, — сказал Григорьев. — Но официальный запрос чехи, как обычно, будут игнорировать еще недели полторы, поэтому мы ведем поиски по другим каналам.
Бессонов снял изящные кожаные перчатки и бросил их в карман плаща. Григорьев, зная методы работы графа, уселся на стул, сложив руки на груди, и приготовился ждать.
Бессонов положил руку на приклад и закрыл глаза.
Перед глазами замелькал калейдоскоп картинок. Темнота, свет, улица, лес, заброшенный песчаный карьер, снова темнота, темноты вообще больше всего, потом полумрак, крыши домов… Дар графа был очень капризным и никогда не гарантировал стопроцентного результата, однако, но за годы практики ему удалось научиться контролировать свои видения, и, поймав нужный кадр, Бессонов сумел вернуться к нему.
Граф открыл глаза, достал из портфеля чистый блокнот и остро заточенный карандаш и принялся рисовать.
— Так быстро? — удивился Григорьев.
— Иногда мне улыбается удача, — Бессонов закончил набросок, вырвал листок из блокнота и протянул его статскому советнику. — Вот ваш стрелок.
— Этого мало, — сказал Григорьев, убирая листок в свою папку. — Вы же знаете, что камеры наружного наблюдения не работают с карандашными рисунками, а в нашей базе стрелка, скорее всего, нет.
— Но вы все-таки проверьте, — улыбнулся Бессонов.
— Мы проверим. Но дайте нам что-то еще, граф. Дело под личным контролем императора, а князь уже оборвал мне телефон…
— Я вижу всего лишь несколько разных локаций, в одной из них он стрелял, а в другой — пристреливал винтовку, — сказал Бессонов. — Но это ничего вам не даст, потому что он туда уже не вернется.
А разговаривать со свидетелями бесполезно. Даже если кто-то что-то и видел, он никогда в этом не признается. Знание, что кто-то обладает огнестрельным оружием, и недонесение об этом в полицию или СИБ приравнивается к пособничеству и карается смертной казнью. Без каких-либо исключений.
Конечно, если бы Бессонов работал со свидетелями сам, он мог бы вытянуть из их памяти какие-то подробности, но ты еще попробуй найди того, кто реально что-то знает.
А разговаривать со всеми подряд одного графа не хватит.
— Каждый предмет обладает ограниченным набором образов, которыми он может поделиться со мной, — сказал Бессонов. — И я обычно могу видеть этот потенциал. Винтовка не даст нам больше ничего ценного, даже если я буду работать с ней еще неделю. Возможно, мне удастся проследить ее путь в империю, но вряд ли это приведет нас к стрелку. Мне нужно что-то еще.
— Нам всем нужно что-то еще, — сказал Григорьев.
— На позиции он был один. И он без раздумий бросил машинку на крыше, хотя она стоит очень дорого, а достать новую будет очень сложно. Значит, он не считает денег. Значит, вряд ли мы имеем дело с вольным стрелком. За ним кто-то стоит, — Бессонов просто думал вслух, понимая, что ничего нового статскому советнику он не сообщает.
— Наша основная версия — терроризм, — сообщил Григорьев. — Но вариант с клановыми… трениями мы тоже со счетов не сбрасываем. Однако, как вы понимаете, это очень щепетильный момент, учитывая персоналии.
— Понимаю, — сказал Бессонов. — Но все же, вам следует направить кого-то копать в том направлении тоже. Как стрелок ушел оттуда?
— Скорее всего, на автомобиле, — сказал Григорьев. — Метро уже не работало, а пешком бы он не успел, мы перекрыли район уже через пятнадцать минут.
— Это уменьшает количество вариантов.
— На самом деле, нет, — сказал Григорьев. — Автомобиль — это такси, каршеринг или угнанная машина. Вряд ли он был настолько глуп, что приехал бы на своей. По угонам мы уже отработали, на камерах в ту ночь никто не светился. Но такси и каршеринг… В том районе много злачных заведений, машины постоянно подъезжают и отъезжают, а камерами оборудованы не все. Вы же знаете, крики о приватности, свободе частной жизни и прочий бред… Конечно, я
