начале XX века... Если мы сейчас обратимся к истокам нашей европейской цивилизации, рожденной христианством, то мы не сможем не преуспеть в восстановлении единства европейской жизни во всех областях деятельности. Это единственная эффективная гарантия сохранения мира.
Речь Аденауэра подразумевала глубокую трансформацию его страны. В контексте безоговорочной капитуляции это был также проницательный призыв к равенству с победителями - единственное подобное требование, доступное Германии.
Речь также открыла более фундаментальные перспективы. Новый канцлер одновременно признавал бессрочное (возможно, постоянное) разделение своей страны и провозглашал внешнюю политику в партнерстве с иностранными державами, которые теперь ее оккупировали. Признавая покорность Германии, он одновременно провозглашал национальные цели федерации с историческими противниками его страны в Европе и союза с Соединенными Штатами.
Аденауэр выдвигал эти дальновидные идеи без риторических изысков. Обязанности наций, как он их рассматривал, сами себя оправдывали; ораторское приукрашивание могло лишь отвлечь от этого базового понимания. Ненавязчивый стиль Аденауэра также указывал на роль, которую он предвидел для новой Германии в формировании новой Европы на основе консенсуса.
Более чем за столетие ни один европейский лидер не сталкивался с проблемой возвращения своей страны в международный порядок. Франция потерпела полное поражение в конце наполеоновских войн, а ее столица была оккупирована иностранными войсками, но национальное единство Франции не было нарушено, и послевоенный Венский конгресс принял Талейрана как старшего представителя Франции с равными правами исторического государства. Конрад Аденауэр решал сопоставимую задачу в гораздо более сложных условиях. Его соседи не принимали его страну как равную. Для них Германия все еще была "на испытательном сроке".
Для деморализованного, побежденного общества переход к восстановлению демократического суверенитета представляет собой один из самых трудных вызовов государственного управления. Победители неохотно предоставляют бывшему врагу законные полномочия, а тем более возможности для восстановления своей силы. Проигравший оценивает прогресс по степени и скорости, с которой он может восстановить контроль над своим будущим. Аденауэр обладал внутренними ресурсами, чтобы преодолеть эти противоречия. Его стратегия смирения состояла из четырех элементов: принятие последствий поражения, восстановление доверия победителей, построение демократического общества и создание европейской федерации, которая преодолела бы исторические разногласия в Европе.
Путь к новой национальной идентичности
Аденауэр считал укрепление связей с Западом и особенно с Соединенными Штатами ключом к восстановлению места Германии в мире. В своих мемуарах Дин Ачесон с энтузиазмом описывал свою первую встречу с Аденауэром в качестве государственного секретаря США в 1949 году:
Я был поражен воображением и мудростью его подхода. Его большой заботой была полная интеграция Германии в Западную Европу. Действительно, он отдавал этой цели приоритет перед воссоединением несчастной разделенной Германии и понимал, почему ее соседи могут рассматривать это как почти предварительное условие для воссоединения... Он хотел, чтобы немцы были гражданами Европы, сотрудничали, особенно с Францией, в развитии общих интересов и мировоззрения и в похоронении соперничества последних нескольких столетий... Они должны играть ведущую роль в возрождении Европы.
Соединенные Штаты сыграли важную роль в поддержке этих целей с помощью плана экономического возрождения. 5 июня 1947 года генерал Джордж К. Маршалл, предшественник Ачесона на посту государственного секретаря и бывший начальник штаба армии, сформулировал его в Гарвардском университете:
Наша политика направлена не против какой-либо страны или доктрины, а против голода, нищеты, отчаяния и хаоса. Ее целью должно быть возрождение работающей экономики в мире, чтобы позволить возникновение политических и социальных условий, в которых могут существовать свободные институты.
Аденауэр воспринял речь Маршалла и последующий официальный план как повод для согласия с Рурским соглашением 1949 года, одним из других средств, с помощью которых союзники сохранили контроль над немецкой промышленностью. Он интерпретировал план Маршалла как тормоз на вымогательство у Германии, но, что более важно, как первый шаг к федерализации Европы:
Если [Рурский статут] используется как инструмент для удержания немецкой экономики, то план Маршалла - это нонсенс.... Если же Рурский статут будет использоваться как инструмент в немецких и европейских интересах, если он будет означать начало нового экономического порядка в Западной Европе, то он может стать многообещающей отправной точкой для европейского сотрудничества.
Ирония судьбы заключалась в том, что Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) под руководством Курта Шумахера теперь стала главным внутренним оппонентом Аденауэра. СДПГ имела глубокую историю приверженности демократии, восходящую к созданию немецкого государства; но в имперский период она была изолирована от руководящих групп, поскольку, будучи марксистской партией, она не считалась надежно националистической. Ее нынешний лидер Шумахер, страдающий нездоровьем в результате более чем десятилетнего заключения при Гитлере, убедил себя в том, что его партия никогда не выиграет послевоенные выборы, если не утвердит себя в качестве национальной по своим целям. Поэтому он выступил против аденауэровской стратегии реставрации с подачи: «Как народ мы должны делать немецкую политику, что означает политику, которая не определяется иностранной волей, а является продуктом воли нашего народа». Своеобразный популизм стал настойчивым требованием Шумахера. Однако, понятное с точки зрения истории СДПГ, оно было несовместимо ни с безоговорочной капитуляцией, ни с европейским опытом Германии при Гитлере.
Аденауэр разделял демократические принципы СДПГ, но его принятие демократии имело и стратегическое обоснование. Он был намерен превратить покорность в добродетель и считал, что временное неравенство условий является предпосылкой для равенства статуса. Во время парламентских дебатов в ноябре 1949 года он подчеркнул это, выкрикнув (что было для него крайне необычно): Как вы думаете, кто проиграл войну? Подчинение было единственным путем вперед: 'Союзники сказали мне, что демонтаж заводов будет остановлен только в том случае, если я удовлетворю желание союзников обеспечить безопасность', - объяснил он, прежде чем язвительно спросить: Неужели Социалистическая партия хочет, чтобы демонтаж продолжался до самого конца?
Другой основной целью Аденауэра было примирение с Францией. Аденауэр впервые встретился с Робертом Шуманом, тогдашним министром иностранных дел Франции, в 1948 году. В то время политика Франции была направлена на то, чтобы вывести из строя немецкое промышленное производство и передать Саарский регион под контроль Франции . Аденауэр переосмыслил проблему; конечная задача была не стратегической или финансовой, а политической и этической. В июле 1949 года, перед тем как стать канцлером, он продолжил эту тему в письме Шуману:
По моему мнению, любые экономические преимущества, полученные [другой] страной в результате выделения ей демонтированных заводов, ничтожно малы по сравнению с тем огромным ущербом, который наносится моральному состоянию немецкого народа... Я умоляю Вас, поскольку Вы так высоко цените вопрос примирения между Францией и Германией и принцип европейского сотрудничества, найти пути и средства для прекращения этих совершенно непонятных мер.
На родине Аденауэр подчеркивал, что сотрудничество с различными карательными
