Алена, самая верная и близкая, не помогла. Рассказала, что звонил Ритин папа, предупредил, что дочка не в себе, и взял с Алены слово денег Рите не одалживать.
С телефона подруги Рита обзвонила всех, кто мог одолжить, но везде слышала одно и то же: «Только что звонил Михал Михалыч…»
– И что – не дашь? – уточняла Рита.
В ответ неизменное: «Прости, подруга».
«Ну, папа! – сердилась Рита. – Вот уперся! Всегда ведь слушался. А тут, просто другой человек. Ничего, я тебе этот бунт потом припомню. Какая подлость! Ладно, ты их зарабатываешь – оставь себе. Это принципиальный вопрос. Но при чем здесь мои подруги? Зачем ставить мне палки в колеса? Это свинство! Это не благородно! Мужчина не должен так поступать! Вот мой Саня никогда бы так не поступил. А если бы поступил, я бы один раз ему объяснила, что хорошо и что плохо. И все, и никогда бы такого не повторилось. Это не значит, что я сделаю из него подкаблучника. Разве папа мой подкаблучник? Ну, совсем чуть-чуть. Так, в меру. Все-таки своим мужчиной хочется гордиться, уважать его. А разве получится уважать рохлю? Вот Саня совсем не рохля. Просто он добрый. А какой характер у него проявился! Такой – у-ух! Но он еще меняется, и я меняюсь. Странно, были так близки, а до конца не узнали друг друга. Приглядеться бы, а я злилась только, недостатки искала. Как мы будем вместе? О чем говорить? Как он станет на меня смотреть? А ссориться будем?
Рите неожиданно стало плохо, ее начало знобить, и она прилегла на диван. Ей всюду мерещились куры и свиньи, ладони ощущали холод и тяжесть пистолета.
«Пистолет, пистолет… Это Кастро, – подумала она. – А с ним что? Вот этот бы сейчас что-нибудь ляпнул. Подковырнул бы. Он такой. А ведь я и по нему скучаю. Он чем-то похож на папу. Папа, только наоборот. Папа наоборот, вот ведь бред придумала. Ну да. Лихорадит меня чего-то. Мысли путаются. Если пистолет держит, значит, стреляет. Стреляет, значит, пока еще живой».
Когда озноб прошел, у Риты созрел новый план, и она стала собираться домой. Попрощалась с Анжелой и тут же в подъезде столкнулась с Таисией. Та кинулась обниматься.
– Ой, подружка моя золотая, светлый мой человечек! Выздоровела, куколка! А я как узнала, думаю, возьму и к тебе. Я так молилась! Каждый день молилась! И всем говорила: «Просите Боженьку за Ритусичку-лапочку. Бедняжечка лежит в постельке, как ангелок…» Нет, думаю, не может быть, чтоб такая красота, эта мордашечка, белые рученьки… Но как папа твой позвонил, у меня камень с души. Есть! Есть справедливость, говорю ему…
– И до тебя добрался…
– Меня первую набрал, что ты. Ты ж самая-самая моя подружка. Говорит, сама не своя, бежит куда-то. Спросил, кто тебе еще одолжить может. Ну, я ему телефонов десять надиктовала, а так больше и не знаю никого.
– Спасибо.
– Для тебя же стараемся, глупенькая ты наша ласточка.
Рита отстранилась от подруги.
– Тая, не хочу юлить, я тебе сразу скажу, ладно. Ты больше ко мне не приходи. Увидишь меня, проходи мимо. Здороваться со мной не надо.
Тая всплеснула руками.
– Что случилось, милая моя?
– Ну, ты, Тайка, и лицемерка! – с упреком произнесла Рита. – Актриса! Но я тебя вижу насквозь. Теперь вижу. Я, Тая, никого не боюсь, но есть люди, которых опасаюсь. Подленьких, мелких… Такие злобу затаят, гадостей наделают таких, что простому человеку и в голову не придет.
– Понятно, – сказала Тая, меняясь в лице. – Трепло, Анжелка, разболтала уже. На полчаса опоздала, а она… Я сама рассказать хотела. Это все Вадим виноват! Неделю вокруг крутился, шагу не давал ступить – везде он. «Я такой дурак! Я такую ошибку сделал! На фото наше старое смотрю и плачу, плачу!..» Ну и что делать, приняла его. Жалко стало. Тем более у вас уже все, сама говорила…
Рита покачала головой, спустилась на один лестничный пролет, оглянулась и тихо спросила:
– Ты зачем про Саню наврала?
Тая вернулась к ней, подошла близко и заглянула в глаза. В ее взгляде было что-то новое, такого взгляда, такого выражения лица Рита у подруги еще не видела.
– А как Вадим меня бросил, помнишь? – спросила Тая. – А через месяц с тобой стал встречаться. Он же из-за тебя меня бросил. Конечно, ты же красавица у нас. А я что, пугало огородное? Думаешь, на меня мужики не оглядываются? Еще как оглядываются. Но у тебя же папочка богатенький. Вот и слетаются к тебе парни, как мошки на скисшее варенье. Думаешь, ты им нужна? Да если бы не приданое твое, кто б на тебя позарился! Весь институт про твой стервозный характер только и говорит! Ты же стерва, Рита. Эгоистка! Ты ж людей и в грош не ставишь!
– Вот и выяснили, – произнесла Рита, развернулась и двинулась дальше, вниз по ступенькам.
– А я рада, что сказала тебе! – крикнула ей вслед Тая. – Может, спеси поубавится!
– Плохой ты человек, Тайка, – бросила через плечо Рита, спускаясь. – Завистливый. Накопила яда. Куда же девать-то столько?
– Я плохой человек? Никто тебе денег не даст. А я дам! Честно! Я принесла! Специально взяла! Поднимайся! Я покажу тебе, какой я человек!
– Оставь себе, – прозвучало в ответ, и через секунду хлопнула входная дверь.
После такого откровенного разговора на душе было нестерпимо гадко.
«Как в грязи вываляли, – думала Рита, торопливо шагая по тротуару под палящими лучами солнца. – Противно! Противно! Ведь как нахваливала, в дружбе клялась: «Ритусик, даты думаешь, как я, подмечаешь все, как я, независимая, как я». Не как ты! Неправда! Мы не похожи! Мы разные в корне! Слышишь? Разные! Притворялась, ненавидела, только и ждала случая подножку подставить. Сядут сейчас с Анжелкой, та ей колы холодной нальет, и будет эта лицемерка хлебать эту колу и считать себя хорошим человеком. Справедливым и всеми обиженным. Никаких угрызений совести. Никаких сомнений. И ведь каждый подлец придумает сто оправданий своей подлости».
Рита не заметила, как пришла домой, как сняла платье и залезла под душ. Она нашла себя только когда, стоя перед зеркалом, вытиралась полотенцем. На столе, у вазы с цветами, которые принес Вадим, она увидела отцовскую кредитку. Девушка задумалась:
«Ну что ж, я простой человек. И я умею находить оправдания. Я ведь не навсегда возьму. При первой возможности верну. Вон, серьги продам и верну. Не эти только, а те, с рубинами. Я их не люблю. А все-таки я хорошенькая, – отметила, разглядывая свою фигуру. – Саня меня никогда не разлюбит. Никогда. О чем это я? А, кредитка. Мою заблокировал – хорошо. Могла бы взять у подруг, в долг… Могла, но он вмешался. Значит, сам виноват. Конечно, сам! Толкнул дочь на преступление. О, я оставлю записку! Напишу, что он пожалеет о своем поступке. Агрессор и тиран. За деньги с карточки напишу, чтобы не волновался. Пусть продаст мои любимые серьги, те дурацкие, с рубинами. Положу их на записку».
Когда Рита добралась до аэропорта, уже смеркалось. Она долго не могла сориентироваться и понять, куда же идти. Волновалась, сердце трепетало.
