место в покушении на В.И.Ленина по свидетельствам современников
К.Н.Морозов (Москва)
Миф о Ф.Е. Каплан как юродивой и великой неудачницы настолько укоренился в сознании советских людей, что поддерживался и обыденным сознанием, свидетельством чего в позднесоветское время стали «короткие» анекдоты в стиле «черного юмора» – «Тир имени Фанни Каплан». Этот миф весьма благополучно продолжает существовать (и даже доминировать в общественном сознании) и в постсоветскую эпоху.
И век назад, и в позднесоветское время, и сегодня этот миф стихийно поддерживается в том числе и потому, что обыденное сознание не в состоянии понять мотивы, толкавшие народовольцев, эсеров и Ф. Каплан на покушение, влекущее и собственную гибель (и их фактическое самопожертование).
С первых же дней после покушения советские газеты стали употреблять в адрес Ф.Е. Каплан такие эпитеты, как «идиотка-интеллигентка», и изображать ее истеричкой. Так, в сообщении «Известий ВЦИК» от 3 сентября 1918 года в заметке «Ройд-Каплан» заявлялось: «Каплан проявляет признаки истерии. В своей принадлежности партии эсеров она созналась, но заявляет, что перед покушением будто вышла из состава партии»1. Показательно, что заявление Ф.Е. Каплан (ни в одном из протоколов ее допросов оно не было зафиксировано), что она вышла из партии эсеров перед покушением и следовательно ее покушение носит индивидуальный, а не партийный характер – власти совершенно не устраивало и они вдруг сделали вывод, что подобные заявления являются …признаком истерии.
Но, как представляется, называть ее «идиоткой-интеллигенткой» и представлять ее ненормальной и полусумасшедшей власти (а позже и советская пропаганда) стали во-первых, потому, что человек, поднявший руку на такую святыню, как В.И. Ленин, должен был быть или ярким суперврагом, или психопатом, а так как на убедительный образ врага Ф.Е. Каплан не тянула, а ко второй категории революционерку и каторжанку Каплан можно было отнести не вдаваясь в столь неприятную тему, как ее мотивы убийства великого революционера всех времен и народов, то представление о ее психической неполноценности было доминирующим.
А во-вторых, чтобы не дать сложиться (и стать доминирующим) положительному образу Ф.Е. Каплан как наследницы народовольческих и эсеровских традиций «тираноборства», продолжающих европейские традиции. Как пример формирования ее положительного образа можно привести цитату Б.В. Савинкова и стихотворение К. Бальмонта. Первый в статье «Евреи, большевики и погромы» писал: «Канегиссер, Каплан, Виленкин, дашевский… тоже евреи, дети одного и того же народа. Но не вправе ли мы, русские патриоты, гордиться их именами? Они отдали свою жизнь за Россию. И не мы, русские, поднял руку на Ленина, а еврейка Каплан, и не мы, русские, убили Урицкого, а еврей Канегиссер, не следует забывать об этом. Вечная слава им. Каплан – исключение. Да, без сомнения. Но ведь и русские, за родину отдавшие свою жизнь, – исключение…»2.
А поэт Константин Бальмонт в 1927 г. написал стихотворение, начинавшееся строками:
Люба мне буква «Ка»,
Вокруг неё сияет бисер.
Пусть вечно светит свет венца
Бойцам Каплан и Каннегисер.
Но не только власти рисовали ее образ как ненормальной. Весьма показателен рассказ эсерки Б.А.Бабиной об ответе Д.Д.Донского на ее вопрос «Скажите мне, как могло случиться, что эсерка Фанни Каплан по заданию ЦК пошла убивать Ленина?» в Бутырской тюрьме в феврале 1922 г.:
«…Так вот, милочка, прежде всего, установим: никогда Фанни Каплан не была членом нашей партии. <…> Теперь второе. Она, действительно, приходила к нам, и именно ко мне лично, с предложением послать ее убить Ленина. Посмотрел я на нее тогда – женщина довольно красивая, но несомненно ненормальная, да еще с разными дефектами: глухая, полуслепая, экзальтированная вся какая-то. Словно юродивая! Меньше всего мне приходило в голову отнестись к ее словам серьезно. Я ведь в конце концов не психиатр, а терапевт. Уверен был – блажь на бабенку напала!..” Он помолчал немного. – “Помню, похлопал я ее по плечу и сказал ей: ”Пойди-ка проспись, милая! Он – не Марат, а ты – не Шарлотта Корде. А, главное, наш ЦК никогда на это не пойдет. Ты попала не по адресу. Даю добрый совет – выкинь это все из головы и никому больше о том не рассказывай!»3.
Очень важным документом, разрушающим этот миф, является письмо А.Н. Иоффе, с.д. меньшевика (и бундовца), председателя меньшевистской фракции Петроградского Совета рабочих депутатов в 1918 г., отосланное им в «Известия ВЦИК» 13 апреля 1922 г. из Варшавы, которое содержит ценнейшие свидетельства о настроениях и намерениях Ф.Е. Каплан накануне покушения (29 августа).
Но в «Известиях» оно опубликовано не было и было переслано им в эсеровскую эмигрантскую газету «Голос России», где и было опубликовано 11 мая 1922 г. под заголовком «К покушению на Ленина» и со следующим предисловием редакции: «Нами получено ниже печатаемое письмо А.Н. Иоффе, соц[иал]-дем[ократа], меньшевика, бывшего председателя меньшевистской фракции Петроградского совета рабочих депутатов, содержащее чрезвычайно важные данные, относящиеся к процессу эсеров. Редакция «Известий» скрыла письмо Иоффе от своих читателей». А.Н. Иоффе адресовал свое письмо «В редакцию газеты «Известий ВЦИК», Москва» и начинал его так: «Ввиду готовящегося публичного разбирательства дела о 47 с.-р. и, не имея в настоящий момент возможности дать личные показания на суде в Москве – я прошу нижеприводимую записку, содержащую лично мне известные факты по делу с.-р., опубликовать в одном из ближайших №№ «Известий ВЦИК» или же передать надлежащим властям, производящим расследование.
По поводу разоблачения Семенова-Васильева и составляемого в Москве обвинительного акта против с.-р., с обвинениями их, между прочим, и в причастности к покушению на Ленина и убийству Володарского, я – А.Н. Иоффе, бывший председатель меньшевистской фракции (РСДРП) Петроградского совета конца 1917 г. – начала 1918 г. – хотя и стою сейчас вне всякой политики – считаю своим долгом, в интересах беспристрастия, сообщить следующее»4.
По словам Иоффе, Каплан почти каждый день приходила в Кремль, где в августе-сентябре 1918 г. содержались под арестом английский посол Локкарт, генерал Брусилов, царские министры Щегловитов, Хвостов, левая эсерка М.А. Спиридонова, а также сам Иоффе. К ним во время прогулок подходили их знакомые, пользуясь, с одной стороны, «снисходительностью стражи» (латышского охранного полка), с другой – тем, что можно было незаметно сидеть на скамейках в нишах галереи вокруг памятника Александру II.
Иоффе неоднократно был свидетелем почти ежедневных оживленных бесед Каплан «преимущественно со Спиридоновой, своей бывшей подругой из Сибири», в ходе которых «Ройд-Каплан горячо высказывалась за немедленный индивидуальный террор против большевистских вождей».
«Одна из таких особенно горячих бесед произошла накануне ранения Ленина…» – 29 августа. Во время прогулки к Иоффе подошел Ленин, и они около двух часов гуляли по двору Кремля в сопровождении двух
