class="p1">Я не знал, кто именно покровительствовал клубу. В свое время на улицах поговаривали даже про интересы отставных тетронов, но это не мешало заведению открывать двери для любого, кто готов соблюдать правила приличия.
Сам я бывал внутри дважды, и уже видел сдержанную изысканность «Перпекто», его сверкание и уютный шум, лоснящиеся шкуры напивающихся торговцев и блеск поддельных украшений претендующих на элитарность онсэн.
Хорошая нора. Ничуть не лучше и не хуже прочих.
Как уже было сказано, любимое место Скрота Мокки не претендовало на эксклюзивность «Пламенного колеса» или любого иного закрытого парка развлечений для избранных с их таинственными ритуалами и атмосферой безграничной вседозволенности. Но и не опускалось до уровня «Хлума», где самым лучшим местом лично я до сих пор считал столик в углу возле запасного выхода…
Как ни странно, но дело Галло Ш’Икитари по прозвищу Перстни обрадовало меня и действительно отвлекло от тягостной рутины прошедших дней. Оно позволяло мне верить, что жизнь возвращается в привычное русло, и отныне все будет, как прежде.
Наверное, поэтому я и начал самую деятельную подготовку к походу; смотрел новости на станциях Мицелиума, набирался сил, сделал добротную зарядку и даже попробовал медитировать.
В глубине души я был искренне благодарен Перстням за столь неожиданный заказ. Все проведенные в добровольном заточении дни меня все равно тянуло на улицы, и помешать этому влечению не могли ни риск, ни страх, мелькавший на периферии сознания.
Что уж лукавить? Этот страх присутствовал во мне при любой вылазке за пределы жилища с первых дней самостоятельного обитания в гнезде… А тут появилась причина. Веская. Достойно оплачиваемая. И обменять ее на крепкую дверь было бы просто глупо…
Я решил, что это будет весело.
Это будет славно, интересно и быстро.
Еще я решил, что нужно наплевать на последствия, от них все равно не укрыться. Именно с этими мыслями и была открыта бутылка паймы, мгновенно убедившая, что добрый глоток умиротворяет куда лучше глупых медитаций. Мне было точно известно, что, где и с кем нужно делать.
Нору я покинул на час раньше нужного, но ждать дальше просто не осталось сил…
Сапфир, конечно же, попробовала сунуть в мои дела свой очаровательный носик. И мне, конечно же, пришлось бросить ей хотя бы обрывки правды.
Хозяйка чингайны и дочь моего домовладельца нервничала. Не то, чтобы непривычно много, но все же заметно. Разумеется, я ничего не рассказал помощнице про недавнюю суету с кулоном, но девочка умела читать между строк. Да и красивый шрам под моим правым глазом еще не спешил прощаться с сопровождающим его кровоподтеком, грациозно переплывшим на щеку и скулу.
В общем, синешкурка переживала, и мне пришлось-таки упомянуть «Перпекто». А потом еще минуту отнекиваться от фаэтона, который подруга советовала мне взять.
В итоге я все же отказался — старенький «Барру» Сапфир не только примелькался на улицах Бонжура, но и ограничивал маневр. Однако родименький комплеблок предпочел все же покинуть не через «Гущу», а пустым выездом из подземного гаража. Не то, чтобы так было надежнее, но…
Тринадцатая улица встретила безудержным весельем. Как, впрочем, всегда; она (как и прочие улицы славного Бонжура) иначе не умела. Гомон, музыка вездесущего «Восьмого цвета радуги», рекламные выкрики, мольбы попрошаек и какофония рулевых звонков гендо обрушились на меня, словно стена самума.
Свернув на запад к станции транзита, я тут же ощутил, что даже неделя изоляции позволила мне основательно отвыкнуть от этого пестрого акустического покрывала.
Чу-ха со всех сторон давили, пищали, шипели и норовили подсунуть хвосты под подошвы тяжелых ботинок. Натянув на лицо противопыльную маску и поглубже спрятавшись под капюшон, я неспешно шел по тротуару в сторону станции «Сдержанная благодать», ловко переступал через змеящиеся хвосты и не забывал подкидывать мелочь в стаканы знакомых дервишей-осведомителей.
Юдайна-Сити заметил меня. Признал, запанибратски подталкивая в плечо, закружил в водоворотах звуков и света, не забывая безжалостно испытывать на прочность.
Этот город душил и пытался переплавить с первых минут нахождения в его высоких стенах. Но я не сдавался. Более того, будто бы назло всему Тиаму я жадно пил его отраву огромными глотками. Как если бы старался доказать кому-то, что меня не задавить, не испугать и не перепить, а единственный способ надежно избавиться от бледношкурого уродца — пустить ему точнехонько в лоб стальную иглу-фанга…
На втором перекрестке я свернул на север и решительно зашагал по Полночной улице к «Благодати», чьи яркие указатели уже виднелись вдали.
Справа раскинулась огромная спортивно-игровая площадка, похожая на окаменевшие волны полноводной реки. Подвязав хвосты к поясам, десятки подростков гоняли по ним на двухколесных шестах; над ними с ревом соревновались в маневренности рисковые наездники на пернатых досках; чуть поодаль на простеньких тренажерах тягали железо любители силового спорта. Как можно догадаться, над подростками (подчас перемешиваясь в безобразную кашу) громыхали сразу несколько канджо-трансовых композиций «8-Ра».
Разумеется, среди шумной предвечерней идиллии шныряли продавцы дайзу, «Сладкого хвостика» или «Разбега». Разумеется, в клетчатых желто-черных жилетах под просторными плащами.
Я помахал скрещенными пальцами одной группе чу-ха из «Детей заполночи», затем еще одной. А когда уже почти миновал забетонированный пятак для отрыва молодежи, от третьего патруля подданных Нискирича оторвалась тощая подвижная фигура.
— Байши… — пробормотал я и ускорил шаг.
Но уже было не оторваться.
— Ла-анс! — с легкой гнусцой воскликнул Прогиб, нагоняя меня и пристраиваясь справа. От него привычно разило едкой мускусной водой. — Куо-куо, пунчи, ты не голодный⁈ Послюнявишь?
Он радостно протянул мне обгрызенный кусок «бодрячка», но почти сразу спохватился, смутился и вернул в карман. Его когтистые босые лапы звонко шлепали по тротуару.
— Прости, друг, я снова забыл, что ты не употребляешь…
Я скривился под антипылевой личиной и медленно кивнул, умоляя себя сохранять спокойствие. Иногда мне казалось, что отчим на полном серьезе приказал никчемному «Дитю» следить за своим непутевым бесхвостым пасынком…
Почти над нами с мерным рокотом пролетел тяжелый фаэтон.
— Давно тебя видно не было, — протянул Прогиб, он же Разрушитель, и на секунду мне показалось, что тот действительно опечален. — Ты не захворал?
— Спал, — стараясь не повышать голоса, ответил я, умоляя станцию транзита приближаться чуть быстрее.
Прогиб вздрогнул и даже на мгновение застыл; впрочем, сразу нагнав меня вновь.
— Ни**я себе ты спать! — уважительно протянул он и сплюнул под колеса гендоистов длинной, коричневой от жевательного «бодрячка» струей. — Прям вот все это вот время?
Я покосился на него поверх тяжелой маски. Выразительно, но стараясь не демонстрировать переполнявшей меня жалости к умственным способностям собрата по казоку. Молодой чу-ха поймал взгляд, опешил, вздрогнул и судорожно схватился
