— Лети отсюда, — я махнула рукой, пытаясь прогнать сову. — Мышей нет, мясо только в морозильнике. Устанешь ждать, пока оно разморозится.
Птица меня услышала. Стекло для совы не было преградой.
Да только не испугалась совсем. Еще раз тюкнула клювиком внушительных размеров, затем открыла его и…. сказала:
— Окно открой, а? Поговорить надо бы. Кто ж гостей за окном держит? — и тембр такой басовитый, хриплый. Ну точно за окном не птичка, а мужичок с прокуренным голосом.
— Это ты что ли разговариваешь? — спросила, чувствуя, как горло сдавило от удивления и страха. Нет, птицу я не боялась. До того самого момента, пока она не заговорила.
Сова качнулась ближе к стеклу и наши взгляды встретились. Говорун посмотрел на меня так, что почувствовала себя как минимум глупой, и это, если мягко выразиться.
— Я. Кто же еще сюда заберется. Или ты поклонника ждала, девица-красавица? — проухал большой птиц. Отчего-то я решила, что это мальчик, то бишь, самец. Ну не может быть у самки такого голоса, хотя, что я смыслю в птицах?
— Поговорить надо, — повысила голос сова. — И познакомиться заодно. Я же теперь к тебе приставлен, ну после Глафиры Игнатьевны-то. Насилу отыскал этот дом. Городище-то громадный… — птица замолчала, затем громко долбанула по оконному стеклу и пробасила: — Открывай, поговорим в комнате. Тут подоконник неудобный, долго не посидишь. И да, — желтые глазищи прищурились, — если мышей держишь у себя, или там хомяков каких, убирай сразу куда-то с глаз долой. Очень уж я их люблю. Могу не удержаться.
Тут я и села. В прямом смысле. На пятую точку на родненький пол.
Шторка мягко качнулась, скрыв от меня окно и птицу, сидевшую за ним, позволив перевести дыхание и собраться с мыслями. Радовало только то, что мама крепко спит в соседней комнате и ее не разбудила моя возня. Хватит того, что я в прострации. Ее надо пожалеть бы.
Но птица ждет. Открывать, или нет?
Как-то мне впускать сову совсем не хотелось. А вдруг этот вампир прилетел и облик такой принял? Я ведь совсем ничего не знаю про вампиров. Может они не только в летучих мышей превращаться могут, но и в таких вот сов?
— Эй, ты там? Мне долго еще тут сидеть? — как-то совсем не дружески произнесла птица.
Я взяла себя в руки и приподнялась, снова заглянув за штору.
— А ты не вампир? — спросила откровенно, чувствуя, как глупо это звучит.
Говорун уставился на меня и несколько секунд просто смотрел как не на самого умного человека. А потом открыл клюв и начал смеяться. Да так сипло и искренне, что мгновение спустя свалился мешком с подоконника прямо вниз, только перья мелькнули.
Испытывая чувство вины, я мгновенно поднялась на ноги и открыла окно, чтобы выглянуть вниз. В тот же миг макушки головы коснулись перья. Каким-то удивительным делом сова пролетела над моей головой ухитрившись протиснуться в то ограниченное пространство, которого совсем не должно было хватить для подобного маневра. Но итог один: стоило мне развернуться от окна, как я увидела, что сова, стукнувшись головой об люстру, сделала круг под потолком моей скромной комнаты, и опустилась на спинку стула, вцепившись в нее внушительного вида лапами с острыми когтями.
— Ух, — только и проговорила птица. — Ну наконец-то, — и уже обращаясь ко мне, добавила, — ты окно-то закрой. Не лето. И дует так, что у меня ноги болят.
— Ноги? — повторила я. Откуда у птицы ноги? Лапы, вроде. Или это она сама так свои конечности называет? — А я тебя, кстати, к себе не приглашала, — пытаясь говорить тише, взглянула на птицу.
— Ты не одна живешь? — склонив голову набок, уточнила сова. — Жених есть? Или муж?
— Ни то, ни другое. Я живу с мамой, — зачем-то ответила птице и тут же услышала, как поворачивается дверная ручка.
Вот и все. Мама точно проснулась после такого шума! И как мне теперь объяснить ей присутствие совы в моей комнате? И мало того, что совы, так еще и говорящей?
Не ожидая от себя подобной прыти, бросилась к говоруну, схватила в охапку, рискуя быть укушенной и, метнувшись к комоду, запихнула удивленного моими действиями незваного гостя меж платьев и курток, услышав недовольно-шипящее: «Крылья не помни! Крылья! Эх».
Дверцу закрыла вовремя. За миг до того, как мама осторожно вошла в комнату и огляделась.
Первым делом ей в глаза бросилось незакрытое окно, а уже потом я, стоявшая у комода с глупой улыбкой на лице.
— Господи, холод-то какой? Чего не спишь? — спросила она пересекая комнату и перекрывая холодному воздуху доступ в помещение.
— Да вот, что-то душно стало, — объяснила, одновременно чувствуя себя неловко, что приходится врать.
Мама подошла ближе, успев заметить и мой телефон, лежавший на полу. Я его бросила, когда птицу ловила, а поднять и не успела. Ну да ладно.
— Что-то случилось? — спросила мама и привычно положила ладонь мне на лоб. — Ты не заболела ли часом, голубушка?
— Нет, — я отодвинулась, чувствуя себя маленьким ребенком. — Все хорошо. Просто было немного душно я и решила проветрить комнату.
— А мне показалось, что я слышала шум, — мама качнула головой. — Видимо, приснилось. Ну, если все в порядке, я спать. И ты ложись, да будильник не забудь поставить, а то снова проспишь, — она легко поцеловала меня в щеку и ушла, прикрыв за собой дверь.
— Фуф, — вырвалось невольное.
Бодро развернувшись, вернулась к комоду и открыла дверцу, ожидая, что из его глубины выпрыгнет сова. Даже успела сказать: «Эй, ты там, выходи!» — когда вместо птицы на пол вышел невысокий мужичонка с бородой, одетый в просторные штаны, рубаху, поверх которой была надета расшитая узорами темная безрукавка, и в сапогах.
— Ой, — только и смогла произнести, отступая на шаг назад. — Ты кто? — спросила, глядя на человечка, достигавшего мне едва до колена, ну может, чуть выше. — И где сова? — наверное, прозвучало до крайности глупо, потому что стоило произнести вслух вопрос, как сразу же поняла — сова и этот человечек одно и то же существо. Оборотень, или кто-то подобный?
Мужичонка отряхнулся, встрепенулся и ответил недовольно:
— Не сова, а филин. А зовут меня Федор Осипович и я домовой первого ранга, знаешь ли.
— Филин? — повторила я. Внутри что-то запротестовало. — Домовой? — говорила и не верила, что произношу эти слова.
— Что, совсем не слышала про нашего брата? — усмехнулся человечек и огляделся. — Да, — добавил он значительно. — Совсем не хоромы, — это явно относилось к моей комнатушке.
Ну да, не хоромы. Но мне нравится. Уютно и по-домашнему тепло. Что еще нужно для счастья?
— Как же не слышала. Слышала. Только вижу впервые, — ответила Федору.
— Вот и добро, — он важно кивнул. — Жить я буду, значит, здесь.
— А… — протянула я, но меня то ли не услышали, то ли проигнорировали. Причем, я больше склоняюсь ко второй версии.
