- Где ты был? – шепчу я мокрыми от дождя губами. Капельки воды стекают по моему носу, подбородку. Смывая напряжение последних недель. И злость. Да, я чертовски злилась на этого парня с открытым взглядом и внешностью голливудского актера. Ему даже не надо стараться, чтобы выглядеть сногсшибательно. И прилипшие ко лбу мокрые вихры делают Женьку еще более сексуальным. Боже, о чем я думаю?
- Салфетка. Я ее потерял,- улыбается предназначенный мне парень. – А потом закрутился. А сегодня вспомнил этот дом. Он мне приснился. И ужасно захотелось тебя увидеть. Так бывает? Как думаешь?
От его улыбки так тепло. И капли летней воды, текущей с серого неба кажутся обжигающими. И...
Бада Бум.
- Я не думаю. Знаю.
Мы вместе. Идем по улице держась за руки, мокрые, словно два брошеных щенка. И я точно знаю мы две половинки, подходящие друг – другу, как две части детского пазла. И мы дышим в унисон, и обмениваемся воздухом, который профильтровали сквозь собственные легкие. И сердце в груди не находит себе места, скачет бешеной белкой. А ты уже нафантазировала себе маленький домик на окраине города, белые шезлонги на террасе, скомканные простыни на деревянной, дешевой кровати, запах рогаликов по утрам.
Его губы, находящие мои, вдруг совершенно выносят меня из реальности.
- Это навсегда,- шепчу я в его горячий рот.
Нет ответа. Ну и пусть. Пусть он привыкнет к этому факту. Мужчинам надо больше времени, чтобы осознать. Принять изменения. Он же не одернул меня. А молчание, чаще всего – знак согласия.
День седьмой.
Утро
Холодно. До одури. Влажная ледяная морось висит в воздухе плотной пеленой, мешая дышать. В голове раздувается кузнечный мех. Я бреду по пустынному парку, представляя, что сейчас происходит дома. Мама наверное уже обнаружила пропажу непутевого сына. Плевать. Я должен вернуть свою гребаную жизнь.
Это здесь. Я стою, рассматривая ржавый металлический остов – то, что осталось от качелей. Земля под искореженной железякой мертва, вытоптана сотнями ног настолько, что больше никогда не восстановится.
Она была здесь. Отталкивалась ногами от плешивого клочка почвы, покрытого себя тонкой коркой наледи. Смеялась, взлетая к теплому небу, и в ее волосах плясали солнечные зайцы. Это было. Я уверен. СЛишком живые ощущения от воспоминаний теплого счастья.
- Я так и знал, что ты здесь,- голос Боба заставляет меня вздрогнуть.- Женька, ты полный придурок. Твоя мать с ума сходит. Подняла на уши всех, кого могла.
- Откуда ты узнал, что я тут?
У меня перехватывает дыхание в ожидании ответа. Жду. Понимая, что скорее всего он будет до одури банален.
- Мы на этих идиотских качелях провели с тобой целое детство,- усмешка на лице Бориса совсем невеселая, почему – то.- Приходили сюда пить водку втихаря, немного повзрослев. Чертовы качели. Пока их не сломали, мы были с тобой не разлей вода. Словно эта выцветшая скрипучая железяка нас связывала.
- А теперь? – мне становится не по себе от слов лучшего друга. – Разве мы не друзья? Бо, что происходит? Мать твою, какого черта перевернулось в мироздании?
Я кричу, чувствуя леденящее душу отчаяние.
- Нет, мы больше не друзья.
В голосе Борьки арктический холод, он звенит в воздухе ледяными кристаллами.
- Мы с тобой говорили по телефону, несколько дней назад,- шепчу я. Чувствуя как под ногами качается земля.- И ты ничего мне не сказал. Помнишь, Жельку обсуждали? Борь, я здесь познакомился с женой, помнишь? Ты был свидетелем на моей свадьбе. Да не молчи, гребаный ты придурок.
- Да, не врали ребята. Ты и вправду двинутый на всю башку. Женя, остановись. Это дурацкая затея, жить небылицами.
Борис отводит глаза, нарочито натягивает на озябшие пальцы дорогие перчатки. В его облике есть что – то странное. Какой – то, появившийся одномоментно, лоск. Раньше я не наблюдал за своим другом такого пижонства. И тряпки на нем дорогие, они ж ему не по карману. Он всегда был номером два. Первым был я.
- Жень, я не знаю, почему твоя мать позвонила мне сегодня. Черт возьми, не спрашивай, зачем я поперся искать тебя. Может быть, где – то очень глубоко в душе, мне тебя жаль. Может даже немного стыдно, что так между нами вышло. Я не знаю. Я отвезу тебя домой, и на этом все. А жены у тебя не было. Ты просто не заслужил такого счастья. Ты был последней сукой, Женек. И этого просто так невозможно забыть.
- Боб. Почему все так?
- Потому что ты был сукой, Женька. И я совсем не верю, что ты изменился в лучшую сторону.
Я знаю ответ на свой вопрос, так и не сказанный моим другом. Бывшим другом.
День седьмой
13:00
Дом. Я видел его во сне. Невысокий, в сравнении с окружающими его строениями, но какой – то величественный, неприступный. А может просто мне так кажется. Фасад украшенный лепниной, смотрит на мир окнами в деревянных рамах. Это так странно, но видимо власти просто запретили менять облик архитектурного памятника. Я вспоминаю, как тогда, семь лет назад шел по суетной улице, раздуваясь от гордости. Люди, толпы народа суетливо двигались, даже не задумываясь о том, что у кого – то сегодня, возможно решилась судьба. Мне дали работу, которой я был достоин. Точнее я ее выцарапал, выдрал с мясом, не гнушаясь ничем. Я ее заслужил. Я номер один. Не этот выскочка, не помню как звали несчастного задрота, конкурирующего со мной, не Борька – вполне достойный противник, у которого никогда не было внутри стального стержня. Мямля и размазня, тюфяк, которого не грех было оставить за бортом. Я. И я шел по улице с ощущением победителя. И думал, что теперь весь миг лежит у моих ног. Мне было плевать на свербящее чувство гадливости, которое возилось свернутой хладнокровной змеей, где-то очень глубоко в душе. И я вдруг вспомнил о ней – симпатичной, но очень странной глупышке, встреченной мною в парке. Почему? Я не знаю. За семь лет так и не смог дать ответа на этот вопрос. Может быть подумал, что ее незамутненная чистота сможет помочь мне вытравить противное ядовитое чувство, медленно меня разрушающее. Я искал в ней избавления.
Лера – это имя казалось мне мальчишачьим, и каким – то ненастоящим. Зато сама она была слишком реальной, с этим ее зонтом, выворачивающимся на июньском ветру, подобно цветастому куполу. Разноцветные клинья, так странно смотрелись в мареве проливного дождя. И она – мокрая, и невероятно притягательная, вдруг стала центром мира. И вправду помогая мне забыть о сомнениях.
