Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
присутствовать на митинге анархистов, свободная Республика предала Бувальду военно-полевому суду и заключила его в тюрьму сроком на один год. Благодаря возрождающей силе новой философии правительство потеряло солдата, но дело свободы приобрело человека.
Пропагандист такого масштаба, как Эмма Гольдман, неизбежно является острой занозой для реакции. На нее смотрят как на угрозу дальнейшего существования авторитарной узурпации власти. Потому неудивительно, что враг прибегает к любым средствам, чтобы ее обезвредить. Систематическая попытка пресечь ее деятельность была организована еще год назад объединенной полицией страны. Но как и все предыдущие подобные попытки, она самым блестящим образом провалилась. Энергичным протестам со стороны интеллектуальной части Америки удалось свергнуть подлый заговор против свободы слова. Еще одна попытка убрать Эмму Гольдман была предпринята федеральными властями в Вашингтоне. Чтобы лишить ее прав на гражданство, правительство аннулировало документы о гражданстве ее мужа, за которого она вышла замуж в юном восемнадцатилетнем возрасте и чье местонахождение не удавалось установить. Великое правительство славных Соединенных Штатов, не колеблясь, опустилось до самых презренных методов, чтобы добиться своей цели. Но поскольку гражданство Эмме Гольдман так и не пригодилось, она его потерю пережила с легким сердцем.
Есть личности, обладающие столь мощной индивидуальностью, что самой своей силой они оказывают громаднейшее влияние на лучших представителей своего времени. Такой личностью был Михаил Бакунин. Если бы не он, Рихард Вагнер никогда бы не написал «Искусство и революцию». Эмма Гольдман личность похожая. Она является сильным фактором общественно-политической жизни Америки. Благодаря своему красноречию, энергии и блестящему уму она формирует умы и сердца тысяч своих слушателей.
Глубокое сочувствие и сострадание к страдающему человечеству и неумолимая честность по отношению к себе – главные черты Эммы Гольдман. Ни одному человеку, будь то друг или враг, не стоит и пытаться брать на себя контроль над ее целями или диктовать ей образ жизни. Она скорее погибнет, чем пожертвует своими убеждениями или правом собственности на душу и тело. Респектабельность могла легко простить учение теоретического анархизма, но Эмма Гольдман не просто проповедует новую философию, она также упорствует в том, чтобы жить по ее постулатам, – и это единственное тягчайшее, непростительное преступление.
Не случайно такие разные писатели, как Пьетро Гори и Уильям Марион Риди, находят сходные черты в своих характеристиках Эммы Гольдман. В статье для La Ques-tione Sociale Пьетро Гори называет ее «моральной силой, женщиной, которая с видением сивиллы предсказывает приход нового царства для угнетенных, женщиной, которая с логикой и глубокой серьезностью анализирует болезни общества и с художественным чутьем изображает грядущий рассвет человечества, основанный на равенстве, братстве и свободе».
Уильям Риди видит в Эмме Гольдман «дочь мечты, ее евангелие – предвидение, которое является предвидением каждого поистине великодушного мужчины и женщины из когда-либо живших на Земле».
Трусы, которые боятся последствий своих поступков, придумали слово философского анархизма. Эмма Гольдман слишком искренна, слишком дерзка, чтобы искать безопасности в таких ничтожных призывах. Она анархистка, чистая и простая. Она представляет идею анархизма в том виде, в каком она была сформулирована Иосией Уорреном, Прудоном, Бакуниным, Кропоткиным, Толстым. Однако она также понимает психологические причины, побуждающие Казерио, Вайяна, Бреши, Беркмана или Чолгоша совершать акты насилия. Для солдата в социальной борьбе дело чести – вступить в конфликт с силами тьмы и тирании, и Эмма Гольдман гордится тем, что среди ее лучших друзей и товарищей есть мужчины и женщины, украшенные ранениями и шрамами, полученными в бою.
По словам Вольтерины де Клер, сказанным об Эмме Гольдман после заключения той в 1893 году: «Дух, оживляющий Эмму Гольдман, – единственный, что освободит раба от рабства, тирана – от тирании – дух, готовый к отваге и страданию».
Ипполит Гавел
Предисловие
Около двадцати одного года назад я услышала первого великого оратора-анархиста – неподражаемого Иоганна Моста. Мне казалось тогда и много лет спустя, что сказанное слово, брошенное в массы с таким чудесным красноречием, с таким энтузиазмом и огнем, никогда не могло быть стерто из человеческого разума и души. Как мог хоть один из множества людей, стекавшихся на собрания Моста, избежать его пророческого голоса! Несомненно, им достаточно было услышать его, чтобы отбросить свои старые убеждения и увидеть истину и красоту анархизма!
Единственным моим страстным желанием тогда было научиться говорить на языке Иоганна Моста, чтобы и я могла достучаться до масс. О, наивность юношеского энтузиазма! Это время, когда самое сложное кажется детской забавой. Это единственный период в жизни, достойный внимания. Увы! Этот период непродолжителен. Подобно Весне, период «бури и натиска» пропагандиста порождает росток, хрупкий и нежный, который должен созреть или погибнуть сообразно с силой его сопротивления тысяче превратностей.
Моя великая вера в чудотворца, сказанное слово, больше не существует. Я поняла, что его недостаточно для пробуждения мыслей или даже эмоций. Постепенно, и после немалой борьбы с этим представлением, я пришла к выводу, что устная пропаганда в лучшем случае является средством пробуждения людей от их летаргии: она не оставляет прочного впечатления. Сам факт того, что большинство людей посещают собрания только тогда, когда их возбуждают газетные сенсации, или потому, что они ожидают, что их позабавят, служит доказательством того, что у них на самом деле нет внутренней потребности учиться.
Совершенно иначе обстоит дело с письменным способом человеческого выражения. Никто, кроме тех, кто сильно интересуется прогрессивными идеями, не будет утруждать себя серьезными книгами. Это подводит меня к еще одному открытию, сделанному после многих лет общественной деятельности. Вот оно: несмотря на все требования образования, ученик примет только то, чего жаждет его разум. Эта истина уже признана большинством современных педагогов в отношении незрелого ума. Я думаю, что это в равной степени верно и в отношении взрослых. Анархистов или революционеров можно воспитать не больше, чем музыкантов. Все, чего можно добиться, – это посеять семена мысли. Разовьется ли из этого нечто жизненно важное, во многом зависит от плодородия человеческой почвы, хотя нельзя упускать из виду и качество интеллектуального семени.
На встречах слушатели отвлекаются на тысячу несущественных вещей. Оратор, каким бы красноречивым он ни был, не может избежать рассеянности толпы с неминуемым результатом, что ему не удастся быть принятым. По всей вероятности, он даже сможет выразить себя.
Отношения между писателем и читателем более интимные. Верно, что книги лишь то, чем мы хотим их видеть, или скорее то, что мы в них читаем. То, что мы на это способны, демонстрирует важность письменного выражения по сравнению с устным. Именно эта уверенность побудила меня собрать в одном томе свои идеи по
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
