Вот и наступил судный день. Главную пещеру подготовили для процесса. На земле прочертили три концентрических круга при помощи веревки с двумя колышками на концах: один колышек втыкали в центр, другим чертили. Нас с Клавдием поставили в самую середину. Появляется длинная процессия космачей. Вошедшие размещаются, занимая сначала внешний круг, самый большой. Места, должно быть, распределены заранее, потому что космачи чинно рассаживаются друг за другом. Порядок хорошо продуман: в малом круге шесть мест, в среднем — двенадцать, а в большом — двадцать четыре. Итак, ближе всех к нам, в первом круге, сидят самые главные. В пещере царит гробовая тишина. Я в отчаянии разглядываю пришедших, стараясь отыскать знакомые или доброжелательные лица, но все опускают головы, и мне видны только их косматые шевелюры. А наших друзей сюда не допустили.
Один парень из первого круга поднимается и объявляет:
— Мы собрались здесь, чтобы выяснить, для чего малыши, представленные здесь их вожаками Клавдием и Мето, совершили безрассудный поступок, который столь дорого обошелся нашей общине. Мы лишились десятерых братьев, в том числе Куциана, нашего бывшего вождя. Не говоря уж о том, что погибли двадцать пять этих безмозглых мальчишек. Мы хотим понять, была ли тут простая глупость и неведение, или же мятежники были марионетками в руках Юпитера. В этом последнем случае нам следует оценить степень их соучастия и сделать выводы.
Говоривший звался когда-то Кассием. По прошлой жизни в Доме я знал его совсем немного. Помню, что Красные очень сокрушались о нем, поскольку он был первоклассным игроком в инч, чистильщиком, не знавшим себе равных.
— Малыши, — продолжает он, — обращаясь ко мне, имейте в виду, что имя мое Каабн. Я вождь Рваных Ушей. Аменелох Премудрый будет вести заседание. Братья мои, вам известно об опасности, которой мы подвергаемся, собравшись сегодня здесь всей общиной. Нам нельзя прерывать процесс. Пусть Аменелох говорит от нашего имени.
Вождь сел, и все один за другим, согласно своему положению, подняли головы: казалось, что по залу медленно прокатилась волна. Аменелох встал и заговорил:
— Клавдий, начнем с тебя, поскольку с тобой первым слуги вошли в контакт той ночью. Можешь ли ты объяснить, как это произошло?
— Нумерий просунул мне в руку записку, пока я спал. Он сообщил мне, что нельзя доверять Павлу, потому что тот шпионит в пользу Цезарей. Еще он написал, как мы можем обмениваться информацией. Я знал, в каких ужасных условиях жили слуги.
— Кому принадлежала идея поднять восстание?
— Уже не помню. Она витала в воздухе.
— Это не ответ, малыш. Кто первый заговорил о нем?
— Возможно, что я.
— Твои друзья убеждали меня, что ты верный товарищ, Клавдий, — вмешивается Каабн, и я знаю, что ты никогда не станешь подозревать ближнего, тем более если тот умер как Нумерий. Знай, что мы хотим только правды. Будь честным, это в твоих интересах.
— Да, я был первым, — говорит Клавдий более уверенно. — Но он тоже этого хотел. Думаю, он рассказывал мне о своей тяжелой жизни, потому что больше не мог ее вынести и искал помощи.
— И затем ты поделился своими мыслями с Мето?
— Не совсем так: слуги придумали, как нам с Мето обменяться информацией во время утренней пробежки.
Аменелох поворачивается ко мне:
— Теперь твоя очередь, Мето.
Я рассказываю обо всем, начиная с моей последней отсидки в холодильнике, где Ромул поведал мне о том, что нас накачивают снотворным, чтобы мы крепко спали, пока ночью происходят разные вещи.
— Так это паршивый пес Ромул ввел тебя в курс дела? — уточняет Аменелох.
— В какой-то мере. Он первый кое-что разъяснил мне.
Стоит произнести имя Ромула, сына Юпитера, как в рядах начинается оживление, на лицах появляется выражение гнева и омерзения. Некоторые звучно плюются или изображают непреодолимый приступ рвоты.
Теперь моя очередь вспомнить все эпизоды, предшествовавшие нашему побегу. Я подробно излагаю содержимое каждой полученной или посланной записки, рассказываю о подготовке к восстанию. От меня они узнают все, что хотели. Бессонными ночами я подолгу занимался тренировкой памяти и хорошо подготовился. Я пересказываю в хронологическом порядке все этапы восстания, которые мне удалось вспомнить, подробности подготовки к мятежу, с именами участников и даже отдельными их репликами. Я хочу убедить их в нашей искренности, а еще оттянуть тот момент, когда мне зададут роковой вопрос.
— Мето, как ты объяснишь тот факт, что тебе удалось во время занятий проникнуть в кабинет Цезарей и остаться там одному?
Ну вот мне и задали этот вопрос! Притворюсь невинным ягненком. Пусть Аменелох ответит сам, но я уверен, что он пришел к тому же выводу, что и я.
— Я этого не знаю, Аменелох, — смиренно говорю я.
— Не знаешь? Меня это удивляет. Если верить твоим друзьям, у тебя всегда и на все есть объяснение. Ты господин Всезнайка в вашей компании. Итак?
Я молчу.
— Тогда я изложу тебе нашу версию событий, — продолжает он, — и она не в твою пользу. Никто, кроме Юпитера, не мог столь серьезно нарушить охрану порядка в Доме. Он единственный, кто имеет на то власть. И если ты сумел проникнуть в запретное место, значит, того хотел сам Юпитер.
По залу прокатывается недовольный гул. Вождь поднимает руку, и все стихает.
Я согласен с его заключениями, но с одной маленькой оговоркой: думаю, что достаточно было соучастия одного из Цезарей. Но и это было бы слишком серьезным обвинением в наш адрес, поэтому я не решаюсь произнести свои мысли вслух перед собранием. Лучше всего посеять сомнение, и я бросаюсь в контратаку:
— Но как ты можешь объяснить, что Ромул снабдил нас оружием, указав тайник? Оружием, которым были убиты солдаты и которое сейчас в ваших руках.
Судя по воцарившейся тишине, понимаю, что мой довод показался убедительным. Аменелох молчит, затем отвечает:
— Это единственная ошибка Ромула, иногда он способен на безумные выходки. А может, тем самым он хотел спасти кое-кого из вас, своих приятелей или соучастников. Но ведь не за ваши красивые глазки он помогал вам, не так ли?
Он поворачивается к собранию и объявляет:
— Братья мои, мы соберемся здесь завтра, чтобы обнародовать наше решение.
Зал пустеет в том же порядке, в каком заполнялся. Цепочка Рваных Ушей выстраивается и покидает пещеру, подобно уползающей змее. Полночь. Мои приятели спят, за исключением Клавдия, который что-то бормочет в своем углу. Во время суда они не сидели без дела, а принялись выдалбливать для меня нишу в нашем загоне. Когда мы встречаемся за завтраком, я стараюсь улыбаться, чтобы подбодрить их, поскольку мне кажется, что худшее уже позади. Они показывают мне мое новое ложе.
— Еще не совсем готово, — уточняет Марк, — но спать в обычной кровати опасно в случае атаки или наводнения. Мы постараемся закончить как можно быстрее.
