воющими сучьями, дрожали под ливнем ужаса, решетившего крыши.
С неожиданными порывами и шутками клоунов сумасшедшие вскакивали на прекрасные равнодушные крупы львов, которые не чувствовали их… И странные всадники радовались мирным ударам хвоста, то и дело сбивавшим их… Вдруг львы остановились, сумасшедшие умолкали перед стенами, которые не шевелились более…
– Старики умерли! Молодые бежали!.. Тем лучше!.. Живо!.. Вырывайте статуи и громоотводы!.. Опорожним сундуки с золотом!.. Слитки и монета!.. Пусть перельют все драгоценные металлы для закладки великого военного Рельса!..
Отправились жестикулирующие сумасшедшие, львы, тигры и пантеры, то и дело сбрасывающие своих всадников, которые обнажаются, коченеют, развинчиваются в растрёпанности опьянения… Подагра превратилась в огромный погреб, полный крепкого вина, которое клубилось шаровидными струями, устремляясь к воротам со звонкими подъёмными мостами, дрожащим воронкам.
Мы миновали развалины Европы и вступили в Азию, разбрасывая на далёкое расстояние терроризированные орды Подагры и Паралича, как торопящиеся севцы разбрасывают круговым жестом свои зёрна.
3
Это было в высокую ночь, почти в небе, на персидском плоскогорье, величественном алтаре мира, неизмеримые ступени которого несут многолюдные города. Выстроившись без конца вдоль Рельсового пути, мы задыхались над тиглями с алюминием, баритом и марганцем, которые то и дело пугали облака своим ослепительным взрывом. Все под охраной величественного круга львов с неподвижными хвостами, падающими до земли гривами, дырявивших глубокое и чёрное небо круглым и ясным рыканием.
Но блестящая и тёплая улыбка луны медленно выползла из-за растрескавшихся облаков… И когда она появилась, наконец, вся сочащаяся опьяняющим молоком акаций, сумасшедшие почувствовали, что их сердца вырываются из груди и поднимаются на поверхность жидкой ночи…
Вдруг громкий крик разодрал воздух; распространился слух; сбежались… Молоденький сумасшедший с глазами девственницы только что упал, поражённый молнией, на Рельсы.
Его труп быстро подняли. Он держал в руках белый и желающий цветок, пестик которого двигался как язык женщины. Некоторые желали дотронуться до него, и это было плохо, так как немедленно, с лёгкостью зари, распространяющейся на море, рыдающая зелень чудесно выделилась из земли, подёрнувшейся неожиданными волнами.
Из голубоватой зыби лугов туманно выступали шевелюры бесчисленных плавательниц, которые, вздыхая, раскрывали лепестки своего рта и своих влажных глаз. Тогда, в наводнении благоуханий, мы увидели, что вокруг нас мало-помалу вырастает сказочный лес, сводистая листва которого казалась истощённой ласками чересчур медленного ветерка. Тут носилась горькая нежность… Соловьи впивали душистую тень с долгим бульканьем удовольствия, и то и дело заливались смехом в уголках, играя в прятки, как лукавые и шаловливые дети… Сладкий сон овладевал армией сумасшедших, которые принялись кричать от ужаса.
Хищные звери тотчас бросились к ним на помощь. Трижды сплотившись в прыгающие клубки, изгибаясь в приступах взрывающего бешенства, тигры бросались на невидимых призраков, которыми кишела чаща этого леса наслаждений… Наконец, брешь была сделана, громадная судорога омертвевших листьев, при протяжных стонах, будивших отдалённые, болтливые эхо, гнездившиеся в горе. Но пока мы все, бок о бок, с остервенением старались освободить наши руки и ноги от последних ласковых лиан, мы внезапно почувствовали телесную луну, луну с прекрасными тёплыми бёдрами, томно покоившуюся на наших хребтах, разбитых усталостью. Кто-то крикнул в воздушной пустыне высоких плоскогорий:
– Убьём лунный свет!
Одни побежали к соседним водопадам; были поставлены гигантские колёса, и турбины преобразовали скорость воды в магнитные спазмы, которые при помощи нитей вскарабкались на столбы до светлых и шумящих шаров.
Так триста электрических лун уничтожили своими лучами ослепительный мел древней царицы любви.
И военный Рельсовый путь был проложен, необыкновенный путь, который следовал по хребту высочайших гор, и по которому тотчас помчались наши мощные локомотивы, под плюмажами пронзительных криков, с вершины на вершину, бросаясь во все стороны, и снова взбираясь наверх, повсюду, в поисках жадных бездн, нелепых поворотов и невозможных зигзагов… Далеко кругом безграничная ненависть отмечала наш горизонт, унизанный беглецами… Это были орды Подагры и Паралича, которые мы отбросили в Индостан.
4
О, бешеная погоня!.. Мы перешагнули Ганг!.. Наконец-то, наконец-то бурное дыхание наших грудей погнало перед нами карабкающиеся облака с враждебными контурами, и мы заметили вдали зеленоватые прыжки океана в наморднике из золотых лучей. Валяясь в Оманском и Бенгальском заливах, он подготовлял тайком нашествие на материки.
И вот в конце мыса Корморин, окаймлённого кашей из беловатых костей, – гигантский и тощий Осёл, сыроватый пергаментный круп которого был изрыт восхитительным грузом луны… Вот учёный Осёл с растянутым членом, покрытым рябинами письмён, спокон века выкрикивающий свою астматическую злобу против туманов горизонта, откуда приближаются три больших корабля, неподвижные, с их высокими парусами, похожими на радиографированные позвоночные столбы.
Тотчас громадная стая хищных зверей с сумасшедшими на спинах ринулась на волны бесчисленных буйволов, в вихре грив, призывавших океан на выручку. И океан ответил на призыв, выгибая громадную спину и потрясая мысами, прежде чем разбежаться. Долго он пробовал свою силу, колыхая бёдра и изгибая живот при звучном шлёпанье своих обширных упругих недр…
Наконец, мощным порывом океан поднял свою массу и встал над извилистой линией берегов… Тогда началось грозное вторжение.
Мы шли в оболочке ретивых волн, огромных катящихся шаров белой пены, обдававших крупы львов… Эти последние, выстроившись вокруг нас полукругом, продолжали со всех сторон клыки, свистящую слюну и рычанье вод… Иногда с вершины холмов мы смотрели, как океан прогрессивно вздувал свой чудовищный профиль, точно неизмеримый кит, стремящийся вперёд на миллионе плавников. Мы вели его таким образом до Гималайского хребта, гоня перед собою веером кишащие орды Подагры и Паралича, которые мы желали прижать к склонам Гауризанкара.
– Поспешим, братья… Или вы хотите, чтобы звери опередили нас?.. Мы должны идти в первом ряду, несмотря на наши шаги, которые выкачивают соки земли!.. Прочь наши клейкие руки и наши ноги, волочащие корни!.. О, мы, бедные блуждающие деревья!.. Нам нужны крылья! Построим же аэропланы!
– Они будут голубые! – крикнули сумасшедшие, – чтобы лучше скрывать нас от глаз неприятеля и смешивать нас с хлопающей лазурью неба на вершинах, когда дует ветер!
Сумасшедшие тотчас похитили бирюзовые плащи Будд из старинных пагод, чтобы построить свои летательные аппараты.
Мы выкроили наши футуристские аэропланы из бурого полотна парусов. Некоторые обладают уравновешивающими крыльями и поднимаются, унося свой мотор, как окровавленные кондоры уносят судорожно бьющихся телят. У меня многоячейковый биплан с направляющим хвостом, 100 HP, 8 цилиндров, 80 килограммов… Между моими ногами крошечная митральеза, которую я могу разряжать, нажимая стальную кнопку.
Мы отправляемся в опьянении ловкого пилотажа, быстрым, порхающим и лёгким полётом, скандированным, как застольная и плясовая песня.
– Ура! мы, наконец, достойны командовать великой армией сумасшедших и спущенных с цепи зверей! Ура! мы господствуем
