дверка тумбочки – холодильник. Что умиляло, так это занавески на окнах.
– Как видишь всё приближено к нормальной обстановке. В коридоре динамик громкоговорящей связи. Если будет свободное время, – он загадочно улыбнулся, из чего я понял, что это маловероятно, – то можешь попить кофейку.
Он показал мне санузел и напутствовал:
– Обживайся. Тебе здесь два года жить. Одежда в шкафу, и пошли, покажу, где у нас и что.
Я поставил сумку на пол, и мы вышли. Иван Иванович показал, где столовая, где классы, спортзал.
– До комнаты сам доберешься. Ужин в восемь.
Я вернулся в комнату, разобрал немногочисленные вещи, оделся в полевую форму, которая оказалась удобной и точно моего размера. В шкафу висели костюм, рубашки, спортивный костюм и крутки, как летняя, так и сезонная, а в углу я обнаружил шлёпанцы.
В столовую я пришел в начале девятого. Взял на раздатке поднос и положил себе на тарелки все, что видел и захотел. Полное самообслуживание. С подносом подошёл к столу, за которым сидел светловолосый парень, с веснушками на лице.
– Можно?
– Садись. Меня зовут Дмитрий.
– Сергей, – назвал я имя, которое получил сегодня.
– Давно прибыл?
– Сегодня.
– Это хорошо, я вот уже два дня здесь ем и сплю, наскучило.
Мы поговорили о гражданке, о том, что видели, но ничего личного. После ужина я включил в комнате телевизор и устроился в кресле.
Уже перед сном заметил на стене табличку в прихожей – расписание. Завтрак в семь, а занятия с восьми.
Спать лег рано, заведя будильник и поставив его в изголовье дивана.
Утро встретил с некоторой тревогой нового и неизвестного. Привел себя в порядок, позавтракал в той же компании. Дмитрий был в той же группе, что и я. Новый этап жизни начался, но он был продолжение старого. Я же ничего ещё и не видел в жизни: школа, училище, и не знал, как живут на гражданке.
Иван Иванович не зря улыбался. Свободного времени не было совсем. Занятия по физической подготовке выматывали, мои прежние навыки оказались детскими тренировками. К моим учебным языкам добавились испанский и китайский. Как голова выдерживала, я не понимал, но упор делали на три языка: испанский, французский и китайский, английский – шлифовали произношение, арабский – чтобы закрепить полученные ранее знания и мог объясняться. Учили до одури. Более глубоко, чем в предыдущем училище изучали религии стран, привычки, нормы, традиции, законодательство. Учили нас и обычным для данного училища делам: взрывчатому, закладыванию тайников, психологии личности. Психология отдельная тема. Учили жутким вещам: хладнокровию, когда сначала действуешь, а потом уже думаешь, то есть думаешь о безопасности в первую очередь. Отрабатывалось умение мгновенно ориентироваться в обстановке, ощущать ситуацию и безошибочно выбирать правильное решение. Надо было уметь не только действовать, но и думать
– Это ваша безопасность, – говорил инструктор, – в незнакомой местности, вы успеете получить пулю, если будете думать, что там и кто там в кустах. Поэтому во всё, что шевелится, во всё, что вы не видите, сначала стреляете, а потом смотрите. Жестоко? Да, жестоко, но лучше быть жестоким, но живым, чем милосердным, но мертвым. Никто не знает, где вы можете оказаться, и не всегда вас там ждут, как друзей.
Очень жёстким было и испытание на неподвижность, когда часами надо лежать, сидеть, не двигаясь. Нас вывозили в поля, леса, и летом, и зимой, в дождь и в жару. Надо было маскироваться и не двигаться, а в это время по тебе ползают букашки, паучки и прочие насекомые. В пустыне по мне ползал тарантул, и попробуй тут моргни или дёрнись, это будет последнее, что ты сделал в своей жизни. Тогда я не думал, что мне это пригодится и спасет жизнь.
Так прошёл год. У меня не было увольнительных, разве что, когда выезжали на учения за пределы училища. Да и куда мне было идти? Меня многому научили, стрелять, готовить взрывчатку. Я не знаю, что иногда давали за ужином для сна, но потом многое прояснялось. Ночью входили и начинали сонного спрашивать кто я, и я должен отвечать на том языке, на котором спрашивали. Меня учили думать на том языке, где меня представляли или кем представляли. В специальной комнате погружали в сон и слушали, что я говорю во сне, на каком языке.
В мозгах у меня вначале была полная неразбериха. Всё, что наговорил, давали прослушивать и снова занятия. Со временем, всё разлеглось по полочкам, и мозг открывал дверцу той, которая была нужна в данный момент. Как это происходит, я не понимал, догадываюсь, что мои учителя тоже, но они знали, как достичь результата.
Больше всего нас веселили уроки, когда учили средствам гримирования, а особенно когда учили воровать, играть в карты, шулерству. Здесь мы отдыхали душой и телом.
После первого года обучения нам дали отпуск три недели. Маршрут нам не ограничивали, и это было несколько странно, так как всегда должны были ставить в известность, кто и где будет. Таковы правила работы служб. В отпуск я уезжал под своим именем, от которого стал даже отвыкать, и направился на родину.
В этот раз я решил навестить тётю Таню. Как же она обрадовалась, увидев меня:
– Егор, как ты возмужал. От тебя не было никаких известий, я не знала, что и думать.
За эти дни сходил к родителям на кладбище, встретился с одноклассниками. Про себя, как и прежде, говорил, что учусь в ракетном и скоро уеду на точку. Меня пытались знакомить с девушками, чтобы их пристроить, но когда те узнавали, что надо ехать в глушь, то желание связать свою жизнь со мной, пропадало.
Тётя Таня приняла меня очень приветливо, но я чувствовал, что её беспокоит, что я здесь жил и имею на эту квартиру право. Она об этом не говорила, но это было и так ясно. Несколько дней я молчал, приглядывался, и однажды я решил поговорить с ней.
– Тётя Таня, я что приехал. Конечно, навестить могилу родителей, увидеть вас, но я думаю, у вас есть мысли по поводу квартиры, погодите, – прервал я её попытку возразить, – жизнь, есть жизнь. Я учусь, будущее моё просматривается, поэтому я говорю, что это ваша квартира. Я на неё не претендую. Она мне ни к чему. Я не вернусь сюда, живите спокойно.
– Да ты что, Егор, всякое может быть.
– Может, но не со мной.
– Удивительный ты человек.
– Удивительные люди такие не предсказуемые, вот так и я. Так что, всё ваше.
– Спасибо тебе, Егор. Даже