нормально. Все так делают. Фрэнк знает, как мне одиноко, когда его нет.
— Как скажешь. Слушай, я сегодня потратила все свои чаевые на продукты. Счет за электричество и воду должен быть оплачен в конце недели, — произношу слова медленно, с терпением, которого не чувствую. Я хочу вывести ее из ступора.
— Твой отец привезет деньги, когда вернется.
— Кто знает, когда это будет? Он всегда уезжает из города и оставляет нас ни с чем. — Он исчезает, мама ложится в свою постель, и все остальное остается на мне: счета, мальчики, готовка и уборка. Но даже если так, Фрэнк уехавший всегда лучше, чем Фрэнк здесь, с его нравом, его дыханием как от пепельницы и косым взглядом.
Она хмурится.
— Посмотри на себя, ты всегда говоришь о нем плохо. Ты пытаешься расстроить меня еще больше?
— Нет. Я пытаюсь сказать тебе, что мы на мели.
— Тогда мы позвоним тете Элли. Элли богата. Ну, достаточно богатая. — Она кашляет и вытирает рот о ночную рубашку. — В ее доме больше ванных комнат, чем у нас спален. Она могла бы дать нам немного, могла бы, но она никогда этого не делает… самодовольная старая карга. Она всегда считала себя лучше нас.
Тетя Эллен живет где-то в Огайо. Я не видела и не разговаривала с ней много лет. Она практически отреклась от моей матери, когда та вышла замуж за Фрэнка, как и остальные члены ее семьи. Была одна или две напряженные встречи. Я помню, как бегала по коричневой травяной лужайке с парой значительно старших кузенов. Помню, как ободрала колено.
Мама делает глоток из фляжки, которую спрятала где-то в кровати рядом с собой.
— Ты навредишь ребенку. — На этот раз я говорю тверже.
Ма просто игнорирует меня.
— У нас все будет хорошо. Фрэнк вернется домой. Он всегда так делает.
Я вздыхаю. Пытаться вразумить ее бессмысленно.
— Ты голодна? Хочешь поужинать?
Она щиплет себя за руку.
— Прекрати пытаться сделать меня толстой. Это бесит Фрэнка.
— Как хочешь. Спокойной ночи, ма, — говорю я, хотя сейчас только семь часов вечера.
Вернувшись на кухню, я ставлю пивные бокалы на стойку, так как в раковине нет места. Мальчиков нет, наверное, прячутся в своей комнате. На кухонном столе лежит буханка «Чудо-хлеба», банка арахисового масла и две пустые банки из-под нарезанного ананаса. Они сделали свои собственные сэндвичи, любимое блюдо, которое я впервые приготовила для них много лет назад.
В нашей семье знают, когда нужно оставить кого-то в покое. Сегодня никто из них меня не побеспокоит. Я беру початую банку арахисового масла и направляюсь в свою комнату.
Моя спальня находится на другой стороне гостиной, отдельно от всех остальных спален. Фрэнк настоял, чтобы у меня появилась эта комната, когда мне исполнилось тринадцать, сказав, что девочкам нужно уединение. Да, верно. Мне нужно личное пространство Фрэнка как выстрел в голову.
Я закрываю дверь в свою спальню и падаю на кровать. В ящике тумбочки я держу свои блокноты для рисования фирмы «Стратмор», угольные палочки, цветные карандаши «Призмаколор», мягкие ластики, пастель и палочки для смешивания. Мои карандаши — высокого качества, редкий подарок Фрэнка на мой выпускной в восьмом классе. Их пигмент такой же гладкий и насыщенный, как масляная краска.
Моя арт-стена находится рядом с моим шкафом. Большинство рисунков — это бабочки в дешевых пластиковых рамках, несколько рисунков моих братьев или пейзажи мест, где я никогда не была. Когда у меня закончились рамки, я наклеила свои рисунки прямо на стену. Мне нравится смотреть на бабочек, на их насыщенные, пестрые цвета, на гладкую форму их крыльев, поднятых в полете.
Мой желудок урчит. Я открываю банку с арахисовым маслом и выковыриваю большой кусок. Оно прилипает к пальцу, как гигантский слизень. Я слизываю его и делаю это снова. И снова. Я ем до тех пор, пока не наедаюсь до отвала, до вздутия живота и легкой тошноты. Но яма внутри меня никогда не заполняется. Когда банка наполовину пуста, я завинчиваю крышку и ставлю ее на тумбочку.
Боль скапливается за моими глазами. Мне нужно облегчение. Я отчаянно нуждаюсь в нем. Я роюсь под матрасом, нахожу упаковку бритв и пачку салфеток и прислоняюсь спиной к стене. Лезвие сверкает в сумерках, проникающих сквозь шторы. Я стягиваю с себя джинсы. Головокружительный парад ран украшает нежно-белое пространство верхней части моих бедер. Свежие красные порезы пересекают белые линии рубцовой ткани.
Я никогда не резала себе вены. Это выход для трусов. Если я когда-нибудь решусь, то сделаю это не так. Я воспользуюсь пистолетом Фрэнка, большим «Глоком» 22 калибра, который он прячет под матрасом, в те редкие ночи, что делит с мамой. Мы с отцом похожи; храним наши самые ценные вещи под собой, когда спим.
Я делаю три новых надреза, горизонтальных и выстроенных рядом друг с другом, каждый длиной около дюйма. Один за меня, один за Фрэнки и один за Аарона. Они мои братья. Они — моя ответственность. Порез Фрэнки глубже, чем у других. Я сильно нажимаю на лезвие, пока острая боль не сравняется с чувством вины. Стыд захлестывает меня. Я не хочу быть той девушкой, которая причиняет боль тем, кого любит.
Завтра я буду вести себя лучше, как-нибудь заглажу свою вину. Я буду гораздо терпеливее. Я просто так устала. А он такой грубый, такой злой. Он слишком похож на меня.
Когда я заканчиваю, уже десять. Я прижимаю ногу старой мочалкой, пока кровь не перестает течь, чтобы не испачкать простыни. Натягиваю боксеры и футболку большого размера, служащие мне пижамой.
Мои пальцы дергаются. Мне все еще нужно кое-что сделать. Я открываю ящик тумбочки и достаю блокнот и графитный карандаш. Я рисую скетч на Кролика Рэтти. Кролик Рэтти звался просто Кроликом, когда стал моим. Очаровательный белый плюшевый кролик с черными глазками-пуговками и самым мягким мехом, который я когда-либо держала в руках. Когда родился Фрэнки, я отдала Кролика ему. А когда через три с половиной года появился Аарон, Фрэнки передал игрушку ему по наследству.
Аарон до сих пор спит с ним каждую ночь. Сейчас мех стал матовым и грязным, один глаз-пуговица болтается. Набивка стала вываливаться из прорехи в лапе. Однажды мама спросила: «Зачем тебе этот старый крысеныш?». Но Аарон заплакал, и она зашила его розовыми нитками в один из своих хороших дней. И теперь мы зовем его Кролик Рэтти.
На моем рисунке у Кролика Рэтти огромные, мультяшные глаза. Он одет в плащ, который героически развевается за ним. Он