СССР, ревом встречая каждый удар, каждую схватку. А когда от броска одного из канадцев Бабич вылетел за борт, прямо в публику, вопль восторга пронесся по рядам. Да, это была отличная «обкатка», хорошая проверка на прочность, и, несмотря на травмы, полученные многими игроками в матчах в Англии, игра в Париже также закончилась в нашу пользу.
А потом был Стокгольм — игры со шведами и знакомой уже английской командой «Рейсерз» на кубок Ахерна, и там выбыл из строя Кузин, растянув ногу. Потом была серия игр в Москве со второй сборной Чехословакии, со швейцарцами, западными немцами и англичанами, потом была Вена и игра с австрийской сборной, потом Швейцария и три матча в Лозанне, Цюрихе, Берне. И все эти бесконечные встречи, все эти игры, из которых всего одна закончилась поражением, — со шведской сборной, потому что после Лондона и Парижа почти никто не мог играть в полную силу, являлись только подготовкой к встрече с чемпионами мира — канадцами.
14 января советская команда из Швейцарии приехала в Кортина дАмпеццо, чтобы за оставшиеся две недели привыкнуть к разреженному воздуху высокогорного курорта, и провести несколько тренировочных игр.
Делегация СССР поселилась в уединенном отеле «Тре крочи», стоящем одиноко на перевале в шести километрах от городка. Над современным, вполне комфортабельным зданием отеля нависали розовые склоны Доломитовых Альп, присыпанные снегом, горные леса окружали его со всех сторон, и в снегу перед отелем стояли потемневшие от морозов и дождей три деревянных креста — по-итальянски «тре крочи».
Три пятерки советских хоккеистов отдыхали здесь душой, но, увы, не телом. Их тела еще болели и ныли от ударов и толчков, полученных во время «испытательных полетов», как кто-то назвал матчи в Париже и Лондоне. Ушибы и ссадины надо было залечить как можно скорее, и в Кортина д’Ампеццо была для этого выделена одна из многочисленных курортных клиник. Туда на сеансы физиотерапии, массажа и ванн приезжали из «Тре крочи» советские хоккеисты. По дороге в клинику иностранные журналисты и перехватили Боброва. Теперь, после летучего интервью, терзаемый мрачными мыслями, он шел, изливая свою душу Бабичу.
— Хоронят! Думают, что я уже не тот, — говорил он. — Хотели поймать меня врасплох. Представляешь, с какой скоростью кинулись бы они к телеграфу, если бы я дал им для этого повод. «Бобров уступает капитанскую повязку!» Но если мы и стали послабее, то Крылов, Кузин, Уваров сильнее. Мы кое-что передали им. Что с того, что раньше наша первая пятерка играла лучше остальных двух? Зато теперь все три пятерки — первые. Правильно я говорю?
А Бабич, давно уже привыкший понимать своего друга с полуслова, с полудвижения, знал, что Бобров спорит не с журналистами, а с самим собой. Он, когда-то считавший, что вся команда должна играть на него, что все должны двигаться к победе по проложенному им курсу, теперь верил в то, что его сила в силе всех трех пятерок, что в общей коллективной победе, если ее удастся завоевать, будет и его личная победа.
И, словно подтверждая мысли Бабича, Бобров вдруг остановился посреди людного перекрестка и, возвышаясь над нарядной толпой, показал на олимпийскую эмблему — пять разноцветных скрещенных колец, протянутую над улицей.
— Вот так сейчас слиты три наши пятерки — попробуй разъедини их… Эх, не догадался я так сказать журналистам! — И тут же, взглянув на часы, заторопился: — Пошли, Евгений, пора лечить наши старые кости.
III
Пять дней уже пылал олимпийский огонь над ледяным стадионом. Вошла в свое широкое русло борьба на лыжне, ледяных дорожках высокогорного озера Мизурина, снежных склонах Доломитовых Альп.
При свете солнца спортсмены боролись за победу, а вечером, при свете луны, пожинали плоды своих усилий, получая на олимпийском стадионе завоеванные медали. Уже гремели в эфире и со страниц газет многократно повторенные на всех языках мира имена новых олимпийских чемпионов, а у хоккеистов турнир только вступал в свою решающую фазу.
После соревнований в трех подгруппах в финальную борьбу вступили шесть лучших команд. Игры проводились по вечерам, и в перерыве хоккеисты видели, как внезапно гасли лампы, погружая переполненный стадион в темноту, как сразу со всех сторон к трибунам подступали Альпы, на снежных вершинах которых резвились серебристыми змейками прожекторные лучи. Потом, словно с удвоенной силой, вспыхивал олимпийский огонь, и в лунном полумраке у подножия трибуны почета выстраивались герольды в средневековых костюмах. Под нежные звуки фанфар на трибуну почета поднимались победители. Каждый день хоккеисты видели, как вручались олимпийские медали, и каждый из них, наверное, не раз задавал себе вопрос: «Какая хоккейная команда поднимется на эту трибуну за желанной наградой?»
Близка была от ледяного поля эта трибуна, но как далек, как труден путь к ней! Позади у советских хоккеистов победы над командами Швеции и Федеративной Республики Германии; полчаса назад закончилась эта игра, но три пятерки не уходят со стадиона. Разве могли Бобров и его товарищи не смотреть матча Канада — США? Ведь впереди решающие схватки с этими основными претендентами на олимпийское и мировое первенство! Через несколько дней они увидят этих рослых сильных людей уже не с трибун, издалека, не с безопасной и безмятежной позиции зрителей, а рядом с собой на льду, в вихре атак, в яростных столкновениях. Сегодняшняя игра для советских хоккеистов так важна, что их и зрителями назвать трудно. Они скорее разведчики, изыскатели. Им важно в пылу стремительных схваток, которые сейчас разгорятся, уловить самые существенные, самые решающие черты в характере каждого игрока той и другой команды. От этого зависит очень многое. Сегодня, как никогда, важно запечатлеть в памяти, как завязывает атаки лучшая канадская пятерка; в какой момент любит бить по воротам прославившийся в предыдущих матчах американец Джон Маясич; окончательно уяснить себе, в чем сила основного защитника Канады капитана команды Джека Маккензи и каковы основные достоинства американского вратаря.
Бобров знает, как важно заранее уловить все достоинства и недостатки противника. Пока все идет хорошо, пока он чувствует пульс своей команды, правильно выбирает позицию не только в игре, но и вне игры, объединяя товарищей, обдумывая вместе с ними дальнейший план действий. Благополучно прошли предварительные и первые финальные игры, а во второй встрече со Швецией, в финале, первая пятерка по-братски разделила с третьей пятеркой четыре забитые шайбы: две — Шувалов и Бобров, две — Гурышев. А разве плохо прошла только что закончившаяся встреча с немцами — восемь забитых шайб? Хорошо поработали все три пятерки, и снова Бобров и
