долго разбираясь, влепил матросу Цветкову для начала десять суток ареста и определил в легендарную «чкаловскую» камеру, чтобы остудить кипучий бунтарский дух.
За сопротивление офицеру милиции и нанесение телесных повреждений Жоре грозил реальный тюремный срок. Но подполковник оказался нормальным человеком – дело возбуждать не стал. Сам приходил на губу. Поговорили по-мужски. Назвал Георгия дураком. Тот согласился. Вроде бы дело уладилось…
Моя смена закончилась.
За час до смены всего нашего караула я вышел во двор подышать тёплым весенним воздухом. Курсант Ветров, по кличке Удав, вёл через плац команду арестантов, которых с утра отправили на каторжные работы – перебирать гнилую картошку на овощной базе. Два крайних бойца несли картонную коробку из-под болгарского плодово-ягодного вина. Овощная база оказалась не совсем обычной и к тому же плохо охраняемой. Коробка была до самого верха набита ананасами и плодами манго, предназначавшимися, вероятно, в горкомовский буфет, но тайно экспроприированными Удавом. Ананасы я ел и раньше, а вот плод манго попробовал в первый раз. Оказалось, что он похож на ароматную фасолину, и внутри у него большая белая косточка.
Открылись ворота, и на плац въехал милицейский «газик». Почти одновременно с ним из дверей гауптвахты начальник караула вывел Цветкова. Пока военный с милицейским обменивались сопроводительными бумагами, он стоял рядом со мной, смиренно опустив глаза в пол.
– Забирают, – сказал Жора вполголоса.
– Куда?
– В милицию.
– Зачем?
– Сам не понял… Говорят: на соревнования…
Я с удивлением посмотрел на него.
– Цветков, в машину, – скомандовал начальник, и Жору увезли.
Прошло несколько лет.
Курсантам старших курсов советская власть выдавала ежемесячно неплохое денежное довольствие. Некоторые женились, а не нашедшие своего счастья холостяки жили в общежитии и могли свободно перемещаться по городу.
После занятий я решил поужинать в маленькой пельменной на Чкаловском проспекте. Она удобно располагалась рядом с винным магазином.
Три мужика взяли бутылку водки и зашли в нашу дверь. Прикупили на закусь порцию пельменей с уксусом и стакан кофе с молоком, для запивки. Роль обеденного стола в пельменном заведении исполняла длинная деревянная полка, прибитая прямо к стене. Вдоль этой полки демократично, не взирая на чины и звания, рядком как строевые лошади стояли посетители, потребляя хлеб свой насущный.
Мужики были так увлечены предстоящим банкетом, что не заметили милиционера, одетого, кстати, по полной форме: в сапогах, с портупеей и пистолетом на боку. Он уже пообедал и допивал из гранёного стакана тёмно-коричневый чай, в который жуликоватая повариха перебухала соды. Вытерев носовым платком губы, он подождал, пока самый опытный из них разольёт поллитровку, точно по булькам разделяя содержимое на три равные части, и сказал:
– Ну-ка, орёлики, прекращаем безобразие, здесь вам не рюмочная. Сворачивайтесь. Сюда граждане есть приходят.
Мужики испугались и втянули головы в плечи, безнадёжно опасаясь удара карающего меча правосудия. Потом один из них, вероятно, самый смелый попытался уладить неожиданный конфликт.
– Не ругайся, командир, – сказал он. – Мы же тихо, по-культурному. С получки грех не выпить. Сейчас выпьем и уйдём. Вот и пельменьки у нас на закусь… Остывают…
Милиционер оценил обстановку и миролюбиво разрешил:
– Ладно. Но только по-быстрому у меня. Пулей.
Потом постоял ещё немного, с укоризной глядя на поднятые стаканы в загрубевших от физического труда руках и добавил:
– Пейте за наших ребят, которые не вернулись на базу.
Мужики одобрительно закивали и, не смея отказаться, выпили до дна.
Я его узнал, а он меня – нет.
Я напомнил ему про губу. Он вспомнил, но и только. Я был незначительным эпизодом на его жизненном пути. Что-то типа скамейки, на которую уставший путник присаживается отдохнуть. Кто потом вспоминает эту скамейку… Я попросил рассказать, куда его тогда увезли.
Это действительно были соревнования – соревнования по боксу между милицейскими подразделениями. Так же как на флоте, категория веса мухи была у ментов крайне дефицитной. Пользуясь случаем, нечаянно пострадавший подполковник взял напрокат у военных арестанта-боксёра, обещав командованию не возбуждать дела и не выносить скандал на уровень городского партийного руководства. Оформили временное прикомандирование военнослужащего в другое силовое ведомство по служебной необходимости. Придумали какую-то оперативную версию. И перешёл матрос Георгий Цветков, сам не ведая того, на один день в спортклуб «Динамо», а оттуда – прямо с верхней ступени пьедестала почёта – обратно, досиживать оставшийся срок к болельщикам ЦСКА. Но уже в знак уважения к победителю в более комфортной, тёплой и светлой камере.
– А телеграмму своей девушке после дембеля отправил? – спросил я.
– Необходимость отпала, – ответил он и засмеялся.
– Отвергла?
– Наоборот – приветила… Она на соревнованиях была. Вроде как украшение турнира. Подполковник мне медаль на грудь повесил и руку пожал, а она букетик вручила и в щёчку поцеловала. Оказалось, что этот подполковник – её родной отец…
Мужики уже доели свои пельмени и ушли.
Вслед за ними и мы вышли на улицу.
– Тебе куда? – спросил он, вежливо прекращая наше знакомство. Было понятно, что мой дальнейший путь его нисколько не интересует.
– Я пешком, в общагу, – ответил я. – К сожалению, не бабскую.
Он рассмеялся:
– А я трамвай подожду. Должны важные люди подъехать.
Я пожал ему руку и пошёл в сторону Карповки.
Сзади звякнул и остановился трамвай. Я оглянулся. Он стоял около открывшейся двери и помогал сойти молодой женщине с ребёнком на руках.
– Что врач сказал? – спросил он.
– Всё нормально, – ответила она. – Анализы хорошие.
– Ну вы тогда идите домой, а у меня ещё дежурство до двенадцати.
– А ты?..
– Да не волнуйся, я уже пообедал…
