Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 32
глаза бегали между часами и расписанием. Между рядами маячила цыганка, просящая милостыню. У неё на руках надрывно кричал ребёнок, замотанный в грязные тряпки. Женщина из громкоговорителя диктовала отправление рейсов, теряя в вокзальном шуме и малейшую надежду быть услышанной. На электронном табло летели надписи, колёса поездов всё быстрее маршировали вдалеке, на глазах смыкались усталые веки. Сладостная дрёма становилась крепким беспробудным сном. Однако проснуться всё-таки пришлось.
Удар дубинкой пробудил моментально. Перед глазами стояли полицейские, они даже не предприняли попытки спросить документы или билет. На поводке у одного из них лаяла немецкая овчарка. Было понятно, что пора уходить. Вот только Афоня почему-то не мог подняться. Уставшее тело отказывалось слушаться, мышцы ныли от боли. Последовал повторный удар — легче не стало. Бездомный закрывался рукой от яркого света и съёживался в клубок от холода и ударов. Полицейские ещё пару минут пытались привести бродягу в движение, но скоро поняли, что это бессмысленно. С явным отвращением они взяли Афоню под руки и потащили его к выходу, страшно пыхтя и ругаясь.
Оказавшись на улице, бродяга немного пришёл в себя и мог стоять на ногах, опираясь о стену. Полицейские его отпустили, а сами встали отдышаться. Афоня едва словил точку опоры и как мог сопротивлялся рвотным позывам. Вдруг один из полицейских яростно ударил бродягу по животу, целясь в солнечное сплетение. Афоня упал на землю с кашлем и одышкой.
— Чтоб нам тебя, сука, ещё на себе таскать. Только попадись ещё раз на глаза.
Он плюнул на землю, рядом с Афоней, и они с напарником неспешно удалились. Бродяга лежал без сил, боли он не чувствовал, но и подняться не мог, уже и не пытался. Голова кружилась, будто вертолётные лопасти, легче становилось, только если лежать на спине. Афоня сжался, пытаясь укрыться в свои лохмотья и как-то справиться с холодом. Но тело вскоре привыкло, и он снова погрузился в сон. Теперь было абсолютно наплевать на всё и всех. Мир пьяных снов разрешал отложить все дела и проблемы на завтра.
Однако у общества на Афоню были совершенно другие планы. Его снова разбудили. Не сразу, конечно, только через пару часов, у прохожих вызвал сожаление лежащий на улице человек. Светловолосая дама средних лет трясла Афоню за плечо.
— Мужчина! Мужчина! С вами всё в порядке? Может скорую вызвать?
Бродяга, даже не понявший что от него хотят, не выходя из своей глубокой дрёмы, смог выцедить только невнятный звук, являющийся как бы ответом на любой вопрос. Женщина в нерешительности ещё постояла минуту, растерянно оглядываясь и ища у окружающих поддержки. Но людей было мало, прохожие шли с сумками и чемоданами по своим делам, равнодушно отводя взгляд в сторону. Она всё-таки позвонила, сказала, что человеку на улице плохо, и решила дождаться врачей вместе с Афоней.
Как это нередко бывает, скорая помощь приехала только через час. Как бы не спеша, без мигалок и суеты. Женщина, простоявшая всё это время с бездомным, была явно возмущена. Она надрывно и отчаянно выговаривалась перед врачом.
— Как же так можно? Какая же вы скорая? Тут человек умирает, а вы плетётесь еле-еле.
— Да кто у вас умирает то? Очередной пьянчуга валяется. Вот мы из-за вас кому-нибудь жизнь сейчас не спасём, зато алкаш проведёт ночь с комфортом.
— Как вы можете так говорить? Вы же не знаете, что с человеком. Вы же клятву давали.
— Всё мы знаем, по десятку на неделе таких молодцев увозим. С вокзала, кстати, чаще всего.
Афоню всё же осмотрели, удостоверившись в своём предварительном диагнозе.
— Ну, видите? Что мы говорили? Давайте, ребят, увозим этого отсыпаться.
Всё это Афоня бессознательно слышал, представляя во сне карикатурных врачей с фонендоскопами. В его воображении всплывали картинки из детских книг, где добрый доктор лечил зверей и детишек. Затем он отрывками видел, как его затащили в машину, как укачивало по пути, как с носилок он перебирался на кровать. Только теперь можно было спокойно выспаться.
***
Едва Афоня открыл глаза, прошедший вечер спрессовался и разом ударил по голове вместе с мигренью и жуткой сухостью во рту. Просыпаться в таком состоянии было, в общем, привычно. А вот просыпаться в больничной палате, пока, в новинку. Он лежал в чистой постели, переодетый в белый халат. За окном печально накрапывал дождик. На койках рядом лежали соседи по палате. Кто-то спал, кто-то равнодушно залипал в телефон. Мужчина со сломанной ногой пожелал доброго утра. Кивнув в ответ, Афоня откинулся на подушку и попытался опять уснуть. В палату зашла медсестра и сказала, что скоро придёт доктор, Афоня сможет получить назад свои вещи и выписаться. Она принесла стакан воды и таблетку аспирина.
В дверях появился доктор. Он был молодой, высокий, темноволосый, на носу очки в толстой чёрной оправе.
— Какие-то жалобы есть? Или выписываем?
Афоне не хотелось пока возвращаться в заброшку. Он решил ещё, по возможности, полежать в больнице.
— Я бездомный, в больницах не часто бываю. Если можно, доктор, я бы сдал анализы и вообще проверился.
Доктору не часто поступали такие просьбы от ночных гостей. Они обычно сразу выписывались.
— Хм, ну вообще я должен бы вас выписать, чтоб не занимать место даром. Но, хорошо, в качестве исключения. Знаю, без документов-то особо не полечишься. Да и мест вроде пока хватает.
Доктор ушёл. Афоня выпил ещё стакан воды и продолжал бороться с головной болью, которая, к счастью, начала проходить. Тут не опохмелишься.
Как и было обещано, в этот день Афоню проверили мимо бумаг, про медицинский полис никто не спрашивал, это делали как бы в подарок, из сострадания и по настоятельной просьбе темноволосого доктора. Бродяга сдал анализы, сфотографировался на рентгене и прошёл общий осмотр. Особых нареканий к нему не было, на первый взгляд Афоня был здоров. Бродягу накормили горячим супом, и, лежа вечером в палате, он был вполне доволен прошедшим днём.
К вечеру палата оживилась, все переговаривались, пили чай, шутили и жаловались друг другу на здоровье. Помимо Афони, в палате лежали ещё трое мужчин. Двое с переломами и один с сотрясением. Тот, что с утра поздоровался с Афоней — Толик. Он был самым весёлым и разговорчивым. Толик очень хотел сыграть в шахматы, но все почему-то отказывались.
— Афоня, может, с тобой сыграем?
— Ну, давай сыграем, только я играю неважно.
Расставили фигуры, Афоне выпало играть белыми. Вообще, он соврал, сказав, что плохо играет. Когда-то давно, ещё в прошлой жизни, он ходил в шахматный кружок и даже участвовал в турнирах.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 32
