class="p1">- Отец, и на переговорах он постоянно подсказывал, что говорить министру, - начал поддакивать другу принц.
- Так...- хлопнул по столу государь, - за наблюдательность хвалю, а за свою выходку, Авес, ты месяц сидишь в своих покоях под арестом. И скажи спасибо, что не в камере. А ты, Аскольд, месяц будешь писарем у Первого советника, - постановил Евстахий и позвонил в колокольчик.
Вошла охрана.
- Увести лорда в его покои. Он месяц под арестом,- с этими словами государь удалился по своим делам. Вслед за ним охранники вывели Авеса и Аскольда.
Евстахий шел по длинным коридорам дворца. Он думал о будущем своей страны, своих детей. Груз ответственности давил на него. За своими тяжелыми мыслями государь не заметил как попал в покои государыни. Он уже очень давно не появлялся в этом крыле дворца. Их брак был династический. Любви супруги друг к другу не испытывали, но Евстахий уважал свою жену. Только в начале совместной жизни государь испытывал влечение к законной супруге. Молодая, красивая дева сразу привлекла его внимание, но со смертью первого ребенка в отношениях появилась трещина, которая со смертью второго сына превратилась в пропасть. А после рождения Ангелики он и вовсе практически перестал обращать внимание на жену.
Аглая уже собиралась готовилась ко сну. В комнате царил полумрак. Две служанки поправляли постель, другие две - помогали государыне переодеться.
- Выйдете!- приказал государь.
Служанки поклонились и удалились, затворив за собой дверь.
- Евстахий, зачем ты пришел?- удивилась Аглая. - Уже долгое время ты не посещал меня.
- Я не знаю зачем пришел. Эти переговоры вытянули из меня все силы, - с горечью ответил государь и сел в кресло. - Аскольд с Авесом опять отличились. Они никого не слушают. А самое ужасное то, что наш сын полностью под влиянием маркиза.
- Ты думаешь, что из Аскольда не выйдет достойный правитель? - с тревогой в голосе спросила государыня. - Это все из-за проклятья, мои дети вынуждены страдать от этого.
Аглая села в кресло и обхватила себя руками.
- А еще эти ужасные красирцы! Зачем этот спектакль, Евстахий? - сквозь слезы спросила она.
Государь попытался сжать ладонь жены. Он понимал ее, его тоже тревожила обстановка.
- Да, война будет, это дело времени, эти переговоры только отсрочивают ее. Я не знаю как Аскольд перенесет тяготы военной жизни. Он слишком доверчив, - с тоской в голосе произнес государь. - Проклятье висит дамокловым мечом над нашей династией, но эта плата за власть, страшная плата.
- Аскольд ещё слишком юн. Это, мой дорогой, проходит, - ответила государыня, гладя мужа по руке. - Ты сильный правитель, смелый воин, верь в себя. Я уверена, что ты не допустишь смерти еще одного нашего сына.
- Знаешь, меня беспокоит не только судьба наследника, но и ваша с Ангеликой. Потерять семью и страну - это то, чего я боюсь по - настоящему.
- С нами все будет хорошо. Если ты решишь вести войска лично, то нашей охраной займется Ульрих, а с ним нам ничего не страшно.
- Спасибо тебе, Аглая, ты всегда понимаешь меня лучше всех, - ответил Евстахий. Склонился перед ней и положил голову ей на колени. Жена погладила его волосы и тихо спросила:
- Муж мой, ты останешься сегодня? Ты голоден?
- С твоего позволения, я останусь. Знаешь, я ужасно хочу есть,- улыбнувшись произнес государь.
Тем временем в покоях, которые выделили красирцам, тоже спали не все.
В комнате главного министра обстановка была сдержанной. Фисташковые стены, темные шторы, камин, темная мебель: кровать с балдахином, стол, кресла, шкаф для одежды и столик для умывания.
Возле камина в высоком кресле сидел мужчина, с широким разворотом плеч, атлетичной фигурой, черными волосами, заплетенными в тугую косу, щетиной на лице. Одет был в белую рубаху и черные штаны. Он курил трубку и задумчиво смотрел на огонь.
Первый министр государства Красирского сидел напротив него, опустив ноги в таз с горячей водой.
- Ваше Величество, мне кажется переговоры прошли прекрасно, эльвийцы поверили во все, - радостно заметил министр.
- Не обольщайся, Владислав, эльвийцы - это лисы, а Евстахий - самый опасный лис, - ответил король.
- Я осмелюсь заметить, как Вы смотрели на принцессу? Возможно нам стоит подумать о династическом браке и разрешить все миром?
- Миром? Хах, право, ты меня рассмешил. Во-первых, принцесса ещё слишком молода для брака, хотя не скрою, она хороша; во-вторых, мне нужны все южные и западные земли, а возможно и вся Эльвия; в-третьих, зачем мне жена - эльвийка, если мою постель и так есть кому согреть?
- Простите, мне мою бестактность, Ваше Величество.
- Прощаю. Ладно, здесь сегодня ты у нас хозяин, поэтому пошел я в свои скромные апартаменты, - улыбаясь сказал Ласкэр.
Комната отведенная королю была точной копией покоев министра. Крыло в котором поселили красирцев предназначалось для размещения делегаций разного уровня значимости.
Ласкэр, войдя в свои покои, снял туфли и упал на кровать. Он лежал и думал о девушке с каштановыми волосами, озорными огоньками в глазах, о ее улыбке, которую она дарила брату и лорду, но не ему.
- Хватит, Ласкэр, это глупо. У тебя есть любовницы, тебе нужны земли, какая принцесса?! Тебе уже тридцать лет, выбрось все из головы, займись делом. Она Гелен, а значит - враг, - вел диалог сам с собой король.
Он ещё долго думал обо всем, что произошло этим днем. О том, что нужно сосредоточиться на будущей войне, а он никак не может выбросить из головы юную девицу. Так, проворочавшись почти до утра, он уснул неспокойным сном.
Ангелике тоже не спалось в мягкой и теплой постели. Ее мысли не отпускал красирский дипломат. Она его боялось, хотя и слышала во время пиршества, как его обсуждали фрейлины матери, как восхищались его красотой и мощью. Она постоянно пыталась спрятаться за брата или лорда Авеса. На нее никто так раньше не смотрел. Видя ее состояние, старая служанка предложила выпить горячего молока с медом, но это не помогло.
С самого утра Авес не находил себе места. Он под арестом и не может вырваться к Аманде. Мысль о том, что она зря будет ждать его в саду отравляла его сердце все сильнее.
Молодой человек, словно зверь в клетке, расхаживал по темной комнате уже, казалось, целую вечность, хотя прошло всего лишь несколько часов его заточения. Вдруг он услышал
