Виктория кивнула, и служащий, взмахом руки указав, куда им присесть, вышел. Виктория выбрала стул напротив вращающихся дверей, которые вели в самое сердце биржи. Пока они ждали, она нарисовала себе яркую картину: как в этом огромном холле, лишенном роскоши и украшений, каждый день клиенты консультируются со своими брокерами, как переходят из рук в руки миллионы фунтов.
Двери внезапно раскрылись, и Виктории на мгновение удалось увидеть кипевшую за ними работу. Зал был переполнен бегающими в безумном темпе людьми. Они кричали и обменивались друг с другом жестами — шум в этой дикой толпе стоял оглушительный.
От близости к этому действу Викторию всегда бросало в дрожь. Вот и сейчас одного только взгляда на бурлящий зал было достаточно, чтобы у нее участился пульс. Через двери прошла группа хорошо одетых мужчин, они бурно обсуждали сделки дня. Виктория скромно опустила голову, чтобы не привлекать к себе внимания.
Лондонская биржа была территорией мужчин. Повсеместно считалось: женщинам не хватает ума, чтобы решать экономические вопросы, не говоря уже о том, чтобы целенаправленно вкладывать деньги для получения прибыли. Поэтому Виктория разработала свой способ, чтобы принимать участие в работе биржи.
Снова открылись двери. Виктория подняла голову, и кровь стремительно побежала по ее жилам. Многочисленные джобберы,[4]которые покупали и продавали акции для биржевых брокеров, спешили с бумагами, чтобы прикинуть суммы торгов.
Наблюдая за этой суетой, Виктория почувствовала возбуждение и прилив сил.
Минут через пятнадцать в холле появился невысокий мужчина в очках и с редкими волосами.
— Мисс Эштон! Какой приятный сюрприз! Ваш больной дядюшка прислал вас участвовать еще в одних торгах от его имени?
Виктория встала и осторожно улыбнулась старейшему биржевому брокеру.
— Я тоже рада видеть вас, мистер Макдоналд. К несчастью, дяде Шелдону стало хуже. — Виктория моргнула, словно пряча слезы. — Он просил нас узнать остатки на всех его счетах. — Она замолчала и приложила к глазам носовой платок. — На всякий случай, как вы понимаете.
— Мне очень жаль, мисс Эштон. — Мистер Макдоналд взял ее за руку и помог снова присесть на стул. — Я… я сейчас вернусь, — пробормотал он, очевидно, смутившись при виде ее слез, и исчез за дверями.
— Как не стыдно расстраивать старика, — хихикнул Спенсер.
— Для меня это единственный способ продолжить свои операции с бумагами. Или мне нужно напомнить тебе, что женщинам нельзя участвовать в торгах, а ты пока еще не заслужил должного доверия, чтобы получить членство на бирже? Поэтому воображаемый дядюшка Шелдон из Франции должен страдать плохим здоровьем, но он выживет, я тебе обещаю.
Мистер Макдоналд вернулся и передал Виктории свернутый лист бумаги:
— Здесь перечислены все активы вашего дяди. Когда вы переговорите с ним, я куплю или продам те акции, которые он пожелает.
Виктория подождала, пока старый брокер уйдет, и развернула бумагу.
— Всего пятьсот фунтов, — заметил Спенсер. — Отец должен Мэллори пятнадцать тысяч фунтов, а эта сумма не покроет даже того, что я ему должен.
— Блейк ни разу не сказал отцу о твоем долге. — Виктория сжала кулаки. — Интересно почему? Что касается денег «дядюшки Шелдона», я надеялась, этой суммы будет достаточно, чтобы сделать один платеж. За это время отец смог бы занять денег в другом месте, о котором он говорил. — Она посмотрела на Спенсера. — Что же делать? Мне страшно от одной мысли, что я должна пойти к Блейку Мэллори.
— Дай мне эти деньги, — решительно сказал Спенсер.
— Что?
— Я хочу помочь тебе, Вики. Отдай мне деньги. Я пойду в «Уайтс» сегодня вечером и сыграю. Есть шанс удвоить, а то и утроить сумму. Возможно, нам удастся купить для тебя отсрочку на более длительное время.
— Чтобы заработать пятьсот фунтов, мне потребовалось несколько лет, — покачала головой Виктория. — А тебе последнее время не везет за игровым столом.
— Но что ты теряешь? Действительно, что она теряет?
Всего лишь свою репутацию, будущее и свободу, если ей придется отправиться к этому черноволосому дьяволу.
Вдруг ей в голову пришла одна мысль, и Виктория вскочила на ноги.
— Нет, Спенсер. Если кто и будет играть сегодня вечером, так это я. Пришло время нанести визит лорду Равенсперу.
Глава 5
В полдень того же дня Виктория отправилась в особняк Блейка. От Джейн Миддлтон она слышала, что дом находится в самом престижном месте города — на Сент-Джеймс-стрит. Стоял теплый апрельский полдень. Виктория распорядилась, чтобы кучер высадил ее неподалеку, и старалась не обращать внимания на взгляды, которые бросали прохожие на одиноко идущую леди.
Когда она шагнула на крыльцо, вся ее смелость испарилась. Рука, потянувшаяся к дверному молотку, словно налилась свинцом.
Невозмутимый дворецкий с вежливой улыбкой на лице открыл дверь и смерил ее пристальным взглядом. У Виктории загорелось лицо.
— Мисс Виктория Эштон к лорду Равенсперу. Дворецкий кивнул и открыл дверь шире, чтобы впустить ее.
— Я доложу его светлости.
Блейк стоял на верху лестницы, но, когда увидел, кто пришел, бросился вниз, чтобы встретить ее.
— Добро пожаловать в мой дом, Виктория.
Он снял с нее плащ, передал слуге и, взяв ее под руку, повел в зал для официальных приемов.
— Тебе не следовало приезжать ко мне одной, — сказал он, закрывая дверь. — Хотя с моей стороны было бы ложью сказать, что я недоволен.
— Вы беспокоитесь за мою репутацию и при этом вынуждаете меня стать вашей любовницей? — иронически спросила Виктория.
— Так ты согласна? Сегодня я получил записку от твоего отца, он пишет, что мои условия приняты. Я ответил ему, что хочу услышать это от тебя лично.
— Зачем? Чтобы сильнее унизить меня, как и отца?
— У меня никогда не было намерения унижать тебя.
— Тогда отца?
— Да. — У Блейка потемнели глаза. — Я уже говорил тебе, пусть между нами не будет лжи.
— Испортив мою репутацию, вы собираетесь навлечь скандал на моего отца?
— Не стану этого отрицать.
— Неужели у вас нет совести, неужели в вашем сердце нет ни капли жалости?
— Свою совесть я потерял много лет назад. — Блейк ни на мгновение не отрывал от нее глаз. — А что до жалости, так Чарлз Эштон не заслуживает ее. — Его голос звучал совершенно бесстрастно.
— А как же я? Неужели в вас нет сострадания к ребенку, которого вы когда-то знали?