– Тунг Фонг, директор отдела исследований заболеваний, связанных с нарушением обмена веществ, компании Merck & Co., в Chicago Tribune, 2005 год Моя пациентка Розмари сидела напротив меня, вцепившись в подлокотники кресла, и говорила быстро и тихо, почти шепотом. Как будто, приглушая свои слова, она могла помешать им быть правдой. На предыдущих сеансах Розмари неохотно рассказывала о своем неконтролируемом желании есть. Сегодня Розмари наконец-то была готова рассказать о своих частых приступах тайного обжорства. Как и многие из нас, она сидела на сахарной игле.
– Мне так стыдно, – повторяла она, подробно описывая свои попытки контролировать вес. – Не знаю, как я могла допустить, чтобы все стало так плохо.
Во-первых, объясняла она, шоколадные батончики помогали ей справиться со стрессом, и эйфория от «быстрых» углеводов помогла ей пережить самые напряженные дедлайны на работе, в онлайн-журнале, где она писала обзоры на компьютерные программы. Потом она начала есть на обеде десерты – пирожное, кусок торта или кекс с глазурью. Каким-то образом ее обеденное угощение стало еще и угощением за ужином, потом за завтраком, а затем объем шоколадных батончиков увеличился вдвое. Теперь, объяснила Розмари, она, по сути, целый день ела сахар, и этот факт настолько смутил ее, что она едва могла смотреть на меня, когда говорила.
– Значит, вы думаете, что это все ваша вина, – осторожно сказал я, когда она погрузилась в долгое молчание, все еще вжимаясь в подлокотники.
– А кто в этом виноват? Никто не приставлял пистолет к моей голове. – Она заставила себя посмотреть мне в глаза.
Я часто сталкиваюсь с чувством стыда, как у Розмари, независимо от того, борются мои пациенты с пищевой зависимостью или токсикоманией. На самом деле чувства, лежащие в основе обоих состояний, поразительно схожи. Большинству из нас нравится чувствовать себя сильным и контролирующим ситуацию. Признание зависимости заставляет нас чувствовать себя слабыми и беспомощными. Как будто химия нашего мозга, а не мы сами, внезапно оказалась во власти нашей судьбы. Даже если мы знаем, что наш мозг атрофируется, мы чувствуем себя бессильными что-либо с этим сделать. Розмари чувствовала себя грустной, загнанной в угол и импульсивной – все это указывало на то, что у нее действительно был засахаренный мозг.
Когда мои пациенты могут признать, что проблема не в силе воли, они часто чувствуют освобождение и облегчение. Когда Розмари поняла принципы работы организма при пищевой зависимости, которая приводит к засахаренному мозгу, она начала смотреть на себя с большим состраданием.
– Может быть, я слишком строга к себе, – сказала она мне на одном из сеансов. – Я думала, что могу просто перестать есть сладкое, но тогда я не понимала, почему я не могу остановиться. Но вы говорите мне, что у меня на самом деле развилась физическое привыкание к сахару. Словно наркоманке, мне нужно было все больше, и больше, и больше, а если я пыталась сократить дозу, я чувствовала себя так плохо, что едва могла это вынести.
Она сделала глубокий вдох.
– Значит, дело было не просто в силе воли, – сказала она, повторяя слова, которые я когда-то сказал ей. – У меня была настоящая ломка.
На самом деле Розмари прошла через быструю, почти насильственную детоксикацию, которая, несомненно, вызвала неприятные и часто болезненные симптомы, которые практически гарантированно саботировали ее усилия отказаться от пищи, атрофирующей мозг. Позже в этой книге я расскажу вам, как пройти постепенную детоксикацию, чтобы ваше отучение мозга от сладкого было безболезненным и даже приятным.
Но сначала давайте выясним, чему научилась Розмари. Давайте точно поймем, что значит быть зависимым от пищи, которая атрофирует наш мозг.
Научно доказано: пищевая зависимость существует!
В марте 2010 года Научно-исследовательский институт Скриппса опубликовал новаторское исследование. У крыс, которых кормили продуктами из сахара и плохих жиров, – беконом, колбасами, шоколадом и чизкейками – развилась полноценная пищевая зависимость: настоящая нейрохимическая зависимость, столь же сильная, как и вызванная кокаином.
