Книга Нехристь - Денис Алексеевич Шутов

«Хочу на восьмой, правда», — попытался он убедить лифт, нажимая кнопку. Потом спрятал зелёную крышку в карман, набрал в ладонь ещё немного воды, а второй рукой поднял баклажку, ощущая себя спецназовцем с прозрачным щитом — таких он видел во вчерашнем фильме.

Кабина приехала на этаж как по расписанию — без странностей и заминок. Двери разомкнулись, и в просвете Крис сразу заметил прислонённый к стене невысокий табурет, на котором стояла большая красная миска. Внутри что-то пестрело, но мальчик не успел рассмотреть что именно — в кабине и в коридоре потухли лампочки. Разъезжающиеся железные створки замерли, оставив щель шириной в три кулака. К счастью, сумрак продержался совсем недолго, и свет снова дали. Правда, лифт это не оживило.

Сперва мальчик нажал на кнопку открытия дверей, но ничего не произошло. Затем рассмотрел, что лежало в миске. Конфеты! Он вспомнил слова небабушки про умирающего «ребятёнка» — наверное, он живёт здесь. Когда скончался соседский дедушка, его родственники тоже оставляли в подъезде конфеты.

Кабину огласил раскатистый рык. Крис вздрогнул, не сразу сообразив, что это бурчало у него в животе. От голода уже начинало подташнивать, поэтому конфеты оказались весьма кстати. Мальчик попытался просунуть голову между железных створок — прошла, хоть и с трудом. А значит, пройдёт и туловище — многократно подтверждённая на школьной ограде истина. Крис стал протискиваться, как внезапно ручка баклажки, застрявшей между дверьми, оторвалась, и «Архыз» повис на пластиковой полоске, прикреплённой к горлышку только с одной стороны. Мальчик чудом удержал её, так что воды пролилось не очень много. Он осторожно опустил минералку на пол, вылез из проёма, дрожащей рукой достал из кармана крышку и завинтил бутылку.

За то мгновение, в которое голод перестал быть главной проблемой, ребёнок подумал обо всём, что почему-то сразу не пришло ему в голову. Даже если «Архыз» и пролезет в щель, то с большим трудом: его придётся либо тащить за собой, либо пихать вперёд, сквозь двери. А те могут закрыться в самый неподходящий момент, вероломно отрезав мальчика от защитного артефакта. Тем более, на балконе уже наверняка поджидают монстры, готовые напасть на жертву со спины, если та выберется первой и примется вытягивать бутыль из лифта как репку с грядки. А, самое главное, этаж-то опять подменили: на предыдущем восьмом этаже не стояло никаких табуреток, а на этом не валяется чёрная ткань, так что выходить здесь вообще не обязательно.

Крис с тоской посмотрел на оторванную ручку баклажки — за неё ему наверняка достанется отдельно. Но по сравнению с утраченными ключами это бедствие уже не имело особого значения. Он перевёл взгляд на блестящие фольгой конфеты. На самом верху синели батончики «Баунти», которые папа почему-то насмешливо называл «райским наслаждением», рядом чернели любимые мамины «Маски», а между ними, словно ягодки, проглядывали красные барбариски.

Мальчик заставил себя вспомнить Гензель, Гретель и стоматологов: про тех и других всегда говорили родители, когда сын канючил сладости.

От голода это не помогло. Тогда он вспомнил, что обычно отвечала бабушка на просьбы «чего-нибудь вкусненького»: «Не хлебом единым сыт человек». Конфет захотелось ещё сильнее. Крис прикидывал: «Ну я по-быстренькому, туда и обратно, может ничего плохого и не случится?» Но вынужден был признать, что вот из-за таких вот «по-быстренькому» и попал в беду. «Да нет тут никаких монстров», — ворчал его живот. «Может, конфеты — и есть монстры, — парировал рассудок, — не ты их съешь, а они тебя — прямо изнутри, как личинки». Вот это уже сработало: мальчик содрогнулся и быстро нажал на девятку, пока не передумал. Створки даже не шелохнулись.

— Поехали! — сердито сказал Крис, — всё равно я здесь не выйду, слышите?

Слышали. Конфеты зашуршали и медленно выползли из миски на стену, а затем колонной направились куда-то в сторону квартир, оставляя за собой коричневые и красные следы — влажные, как после слизней. «Так вот кто на стенах рисует», — подумал мальчик, провожая слизнядости взглядом. Когда они скрылись из виду, в кабине загорелся свет, двери захлопнулись, и лифт поехал вверх.

Первым, что увидел Крис за разъезжающимися створками, была чёрная ткань, лежавшая посреди коридора. Вторым — цифра восемь на стене. Лифт снова начудил, не послушавшись кнопки, но, по крайней мере, привёз пассажира именно туда, куда тому было нужно. Мальчик обрадовался, а потом вспомнил, что здесь его совсем недавно подкарауливали доберман с человеком-тараканом.

Крис открыл бутылку, на всякий случай окропил кафель перед собой, поднял баклажку за наполовину оторванную ручку и с ладонью воды наизготовку вышел из кабины, направившись на общий балкон. Двери отворились легко, и впервые за день мальчик попал-таки на свежий воздух. Морозное солнце по-прежнему ярко светило. На крыше соседнего дома сидела стая ворон. Птицы недовольно закаркали, увидев ребёнка, крадущегося за решетчатой оградой. Он поторопился юркнуть за дверь, ведущую на лестницу. Вторая дверь оказалась открытой, и уже через несколько секунд Крис очутился перед ступеньками. И почему-то совсем не удивился, увидев, что путь наверх разрушен — прямо посередине пролёт разрывала дыра. Не слишком большая, но такая, которую можно и не перепрыгнуть. Как будто сверху на лестницу сбросили ядро от Царь-пушки. Мальчик посмотрел вниз — там ступеньки не пострадали.

Раздумывая, что делать дальше, он услышал наверху хлопок двери и взволнованный бабушкин крик:

— Крыыыс!

Он отозвался. В ответ громко охнули и зашаркали. Вскоре на площадке выше показалась запыхавшаяся бабушка.

— Ах вот ты где! — с облегчением воскликнула она. — А с лестницей, оболтус, что сделал? Матерь божия, ну и дырень! А вот и водица моя — почему открыл? Ты вообще зачем её упёр, ирод? — И, не дав внуку ответить, скомандовала. — Завинчивай и кидай сюды осторожненько, а опосля сам прыгай — я подхвачу.

Видно, Крис выразил нерешительность, так что бабушка добавила:

— Не боись, сильно бить не буду.

— Я не докину, — виновато проговорил он, внимательно рассматривая бабушку.

— Я те дам «не докину»! Что, каши мало ел? Без воды домой не пущу, так и знай. Кидай, давай.

Мальчик поднялся на ступеньку. Всё звучало очень убедительно: бóльшая забота о «продухте», чем о нём, обвинение в поломке ближайшей вещи, угроза, упоминание божьей матери и каши. А главное, почему он хотел поверить новой бабушке, — это был самый лёгкий путь.