Книга Восстание - Иоганнес Арнольд

Женщина стояла уже в дверях дома. Глядя на нее, нельзя было сказать, что она испугалась. Руки она держала за спиной, голову немного наклонила вперед. Это была симпатичная женщина, выглядевшая намного моложе своих лет.

— Откуда это вы? — спросила она.

— Прямо с войны, — ответил, ухмыляясь, Херфурт. — Как звать-то?

— Шернер.

Херфурт скорчил гримасу:

— Так звали нашего последнего генерала. Он вам не сродни?

— Нет.

— А по имени как?

— Элизабет, — ответила с улыбкой женщина.

Он отстранил ее от двери и вошел в дом. Пройдя коридор, стены которого были выложены мозаичными плитками, Херфурт оказался перед второй дверью, ведущей в просторную кухню. Там стояли огромная плита и оттертые добела стол со скамейкой. Кухня казалась темной. В ней было всего одно окно, из которого просматривалась просека. Херфурт сел. Солдаты топтались у входа в дом. Херфурт подал им знак рукой, и они отошли в сторону. В кухню он позволил войти лишь женщине.

— Садись, Бетти, — проговорил он покровительственным тоном.

Она не села.

— Мы остановимся здесь. На одну ночь, может, пробудем еще и день. Ты приготовишь нам что-нибудь поесть! — распорядился Херфурт и, повернувшись к солдатам, скомандовал: — Через сорок минут строиться на жратву!

Он сидел на скамейке, потягивался и поглядывал на огонек старинной керосиновой лампы. Женщина стояла и, облокотившись на плиту, разглядывала его.

— Что это стало с вами? — с удивлением спросила она.

Херфурт промолчал. Он лишь часто заморгал глазами. У него был нюх, как у собаки-ищейки. Херфурт мог безошибочно определить, можно доверять человеку или нет. В присутствии же женщины им овладевало такое чувство, будто он попадает в ловушку. Вот и сейчас он не мог сказать, нравится ему эта женщина или нет. В ней привлекательность сочеталась с личным достоинством. А он терпеть не мог людей самолюбивых, хотя и умел восторгаться красотой. Он сидел не двигаясь, и только частое моргание глаз выдавало его нервное возбуждение.

— Бандитами вы стали, — ответила сама себе женщина.

Херфурта передернуло. Элизабет Шернер резко повернулась к плите и пододвинула кастрюлю ближе к огню. На плиту плеснулась вода, зашипела. В этот момент Херфурт вскочил. Его шагов не было слышно. Он умел подкрадываться к человеку и бесшумно устранять его. Элизабет Шернер почувствовала за спиной его дыхание. Херфурт схватил ее за руку и резко вывернул. Затем с молниеносной быстротой схватил другой рукой за подбородок и откинул ей голову назад. Женщина задыхалась, глаза ее, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Она даже не успела закричать. Да и кто бы помог ей? Херфурт выпустил ее из своих рук и резко ударил по лицу.

— Это за бандитов, — пояснил он.

Так же бесшумно, как он оказался возле нее, Херфурт вновь сел за стол, сделав вид будто ничего не произошло. Элизабет Шернер убрала со лба прядь волос. Ее тошнило. Болел правый глаз. На подбородке она все еще ощущала вмятины от его пальцев. Все в ней буквально кипело от злости, но женщина сумела взять себя в руки. Ей было горько сознавать свою беспомощность.

— Русские здесь были? — спросил Херфурт.

Она покачала головой.

— Ты живешь одна?

— С отцом.

— Где он?

— В Вальденберге.

— Когда вернется?

— Скоро.

Херфурт открыл кухонное окно и крикнул: «Таллер, ко мне!»

Через несколько минут в комнату вошел солдат. Он бесцеремонно уселся рядом с Херфуртом за стол, подперев руками голову.

— Ты сходишь в Вальденберг, — обратился Херфурт к нему, — и отыщешь там фургонщика Шрайтера. Вернее, его дочь, если она еще жива. Она замужем за матерым нацистом, у нее красивое имя — Лисса. Ты передашь ей, что я вновь здесь. Если она обрадуется, возьмешь у нее пару костюмов, чтобы мы смогли в них переодеться. Если же она сделает вид, будто забыла меня, можешь поступать с ней, как захочешь. Может, разузнаешь, почему в городе нет русских. И обязательно разведай, чем занимаются оставшиеся в городе «герои».

Таллер положил на стол свой автомат и патроны.

— Я возьму только пистолет, — сказал он.

Херфурт около получаса сидел с закрытыми глазами, затем встал и, учуяв запах сельдерея, подошел ради любопытства к плите.

— Картофельный суп, — пояснила Элизабет Шернер.

— А в хлеву свинья хрюкает?

— Да.

Херфурт схватил кастрюлю с кипящим супом и запустил ее в кухонную дверь. Дверь резко открылась, и кастрюля срикошетила в мозаичную стену коридора. Херфурт выбежал из дому и, свистнув солдатам, крикнул:

— Эта нахальная баба готовит нам пустую похлебку с сельдереем, а у нее в хлеву свинья!

Элизабет Шернер бросилась в ноги солдатам:

— Только не трогайте поросеночка. Это — единственное, что у нас осталось. Пожалуйста, прошу вас, не убивайте поросенка!

Солдаты оттолкнули женщину. Она упала без чувств. Буквально в нескольких сантиметрах от ее лица в готовности к действию маячили носки сапог Херфурта. Услышав два выстрела, Элизабет подумала, что это конец. Ей казалось, будто она проваливается в какую-то темную бездну.

9

Около девяти часов вечера ночная мгла, поглощая звуки, плотно окутала улицы города. Только горы, устремившиеся в далекое небо, освещались множеством ярких звезд. Дул свежий ветерок. Пахло истлевшей листвой, землей, наступившей весной. Георг Хайнике стоял у открытого окна и смотрел в темноту ночи. Он стоял, широко расставив ноги, опершись руками о подоконник, чуть наклонившись вперед.

Когда-то он точно так же стоял у окна. Это было в один из погожих мартовских дней 1933-го. Если б тогда кто со стороны мог наблюдать за ним, никто ни за что не заметил бы его волнения. А Георг в то время буквально негодовал от сознания того, что не может предпринять ничего другого, кроме как стоять у окна и смотреть на улицу. В ту ночь он прозаседал с товарищами почти до утра. Они приняли тогда решение уйти в подполье. А он, Хайнике, добился разрешения остаться в городе. Он был неколебим в своем решении и твердо убежден в том, что сможет и один противостоять фашистам. Его товарищи не могли с ним согласиться. На рассвете очередного дня на границе с Богемией его товарищей арестовала полиция. Хайнике быстро сообщили об этом, и у него было достаточно времени, чтобы скрыться. Но им овладела упрямая мысль: ведь по закону они не имеют права… ну а если и схватят, им все равно не удастся его сломить.

Под вечер они пришли за ним. Сначала они как-то странно посматривали на него с улицы, видимо опасаясь; как бы он не выпрыгнул из окна. Он попрощался с женой и, не дожидаясь приглашения, направился к выходу. Никто не осмелился