к толпе:
— Наш глава «даир» напоминает, что нарушение законов Сирдаха невозможно. Ку-дар доказал свое право жить, убив Орса, брата Ярса. По убийству Ярса «хел» признал невиновность ку-дара. Что касается нарушения кастовой нетерпимости, вину ку-дар будет искупать на «хел», который состоится в половине вечернего сирда. Сейчас сирд опасен для вашего здоровья, поэтому, расходитесь по домам, чтобы собраться к половине вечернего сирда. Стражники, проведите ку-дара в «набах», где он будет ожидать свой второй «хел».
Слова старика встретили громкими рукоплесканиями: вместо одного раунда зрелищ, выпадал еще шанс полюбоваться смертью ку-дара. Вряд ли кто-нибудь из них сомневался в победе Болчака. Сопровождаемый стражниками я ступил в прохладу улочек, чтобы вернуться в свой загончик.
— Эти проклятые ку-дары жару переносят намного легче, — пожаловался стражник своему коллеге. Он шутит? Да мне кажется, что я на грани теплового удара. Но, оглянувшись, понял, что шутки в его словах нет: оба стражника обливались потом, в то время как у меня только слегка вспотели подмышки. И едва вступив в прохладу улочек, я почувствовал облегчение, как будто не метался на палящей арене, а вышел из прохладного душа.
До загончика мы дошли быстро, я едва не вскрикнул от радости, увидев Нира и Губа. Нир пришел в себя, а на Губа было жалко смотреть. Удар коленом в челюсть выбил у него зубы, на губах пузырилась кровь. Возможно, даже челюсть сломана, но вряд ли у него есть полис ОМС, чтобы получить бесплатную помощь.
— Сейчас принесу вам еду, — буркнул один из стражников, — хотя ку-дару она не нужна, Болчак все равно его убьет.
— Так пусть поест перед смертью, — возразил второй. Между ними завязался спор, нужна ли еда перед смертью тому, чья мать отдавалась кварку. Каждый раз упоминание о матери и кварке приводило меня в негодование. В споре победил стражник, решивший, что дитя недостойной матери не стоит кормить перед смертью. В глазах второго стражника промелькнуло сожаление, он даже виновато развел руками: дескать, я старался.
Хорошо, тебя я не убью, в отличие от первого, — мысленно пообещал себе, старясь не думать о бурчащем желудке.
Глава 4. Странный ку-дар
Удивление, сквозившее во взгляде Нира, граничило со страхом. Прошла целая минута после ухода стражников, прежде чем он решился заговорить.
— Ты живой, ку-дар?
— Как и Ленин, живее всех живых, — ответил я ему словами из своего детства.
— Кто такой Ле-нин?
— Да так, скажем, Сирдарий одного далекого мира, — я не стал вдаваться в объяснения.
— Он бессмертный?
— Он даже смертный бессмертный, но что тебя так удивило? Почему ты смотришь на меня, как на покойника с того света?
— Ты первый ку-дар, который не ушел в загробный мир «Кашаш» после «хела» насмерть, — Нир аккуратно отстранился от брата, чью голову держал на своем плече, и подошел ко мне:
— Хочу потрогать тебя и понять, это ты, или твоя оболочка вырвалась из «кашаш»?
— Трогай, но ниже пояса не лезь, — напряжение после боя схлынуло, меня безудержно тянуло скабрезничать и шутить.
Не обращая внимания на мои слова, Нир ощупал мои плечи, коснувшись царапины на плече, оставленной мечом Орса. Царапина затянулась и имела вид суточной давности, покрывшись буроватой корочкой. Не веря своим глазам, провел по ней пальцем: так и есть: я отчетливо ощущал выпуклую высохшую корочку давностью пару дней. Да что это такое? Я что, превратился в этакого Халка со сверхрегенерацией? И почему я чувствую такой прилив сил, что кажется, будто могу поднять тонну веса и бежать сутки без остановки? Может это просто адреналин и понимание, что я выжил? Ответы мог дать только Нир, пялившийся на меня с широко открытыми глазами.
— Этот порез ты получил сегодня?
— Да, — я снова потрогал место пореза, словно ожидал увидеть нечто другое. Но картина не менялась— плотная буроватая корочка, края которой уже начали отшелушиваться, собираясь отторгнуться.
— У ку-даров раны и царапины заживают быстрее, чем у «дех-ни», но, чтобы так быстро, я не видел, — покачал головой Нир.
В этот момент Губ застонал, приходя в сознание, открыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд. Выбитые зубы заставляли его шепелявить, слова различались с трудом:
— Нир, мы заплатили «абрал»?
— Нет, — коротко ответил старший брат, и глаза младшего снова закрылись.
— Ему нужно попить, — я оглянулся в поисках воды и заметил деревянную кадку недалеко от нашего «набах».
— Здесь есть колодец поблизости?
— Есть, но сейчас «сирдар», время, когда оба «сирда» сближаются. Нельзя ходить долго, можно сильно сгореть, — робко запротестовал Нир.
— Я же ку-дар, что со мной случится? — отмахнулся от его слов и, узнав в какой сторонке колодец, пошел за водой. Сказать, что в Даре-Ач полностью замерла жизнь — неправда. Жизнь просто переместилась под полотняные навесы и в тень узких улочек. Пару раз на солнце встречались люди, но обязательно с зонтиками и черными повязками на глазах. Повязки, скорее всего, были наклеены на какой-то плотный материал, потому что имели вид прямой планки. Этакий первый прототип очков для защиты глаз от избыточного солнечного излучения. Я уже понял, что ку-дары такое освещение и активность двух светил переносят легче других людей.
Колодец располагался за трибунами, где совсем недавно я отстаивал свою жизнь. Сирды немилосердно пекли мне голову, покалывая огненными спицами оголенные участки кожи. Пока наполнил бадью и вернулся обратно, прошло не меньше двадцати минут. И снова, едва вступив в тень, заметил, как моментально пришло ощущение охлаждения всего тела, словно нырнул в бассейн с холодной водой. Омыв лицо Губа, убрал кровавые пузыри и потеки с его лица. Губ пришел в сознание и после водных процедур немного ожил. Подставив ладони, смог даже выпить немного воды.
— Тебе нужно отдохнуть, — я помог ему привалиться к плетню загончика, подстелив побольше соломы.
— Спасибо, ку-дар, — смог поблагодарить Губ, откидываясь.
— Сергей, можно Серг, — я не ожидал, что полуживой Губ и относительно сохранный Нир так испугаются, услышав мое имя.
— Замолчи, — Нир подскочил ко мне, зажимая мне рот рукой. — У ку-даров нет имен. Услышит тебя кто-нибудь, сразу убьют, не приглашая на «хел». Да еще и имя такое страшное, так зовут трехголового кварка сторожащего «кашаш».
Убрав руку Нира со своего лица, я осмотрелся: слава Сирду, никого поблизости нет. Поймал себя на мысли, что подумал
