Лукьянова приехала заранее, выбрала самый незаметный затененный столик, уселась и взглянула часы: до назначенного времени оставалось двадцать минут. Впрочем, учитывая пробки, Инга могла и опоздать.
Вегетарианкой, как ни старалась, Лана так и не стала: не смогла отказаться от мяса. Но сейчас, в послеобеденное время, еда ее вовсе не интересовала. Все, чего потребовала посетительница от слегка разочарованного официанта — это чашечку горького эспрессо с кусочком черного шоколада и стакан холодной воды.
Лет десять назад Светлана была довольно-таки востребованной моделью, хотя мировых высот так и не достигла, больших капиталов не скопила и карьеру в мире модного бизнеса не сделала.
Если бы не удачное замужество — впрочем, она не считала его таким уж удачным — работать бы сейчас Светке (о! как она ненавидела это имя!) — консультантом в каком-нибудь модном бутике или имиджмейкером-стилистом в одном из многочисленных ивент-агентств. Это в лучшем случае. В худшем — пришлось бы и вовсе уехать из Москвы, ведь своим жильем за время работы моделью обзавестись ей не удалось, а после доходы сильно снизились. Соответственно этому снизились и требования, которые предъявляла надменная красотка к потенциальному супругу.
Снижать планку было обидно и неприятно, но Лана всегда умела смотреть правде в глаза. А правда состояла в том, что к двадцати шести годам девушка окончательно сдала позиции. Подрастающее поколение худых и длинноногих не просто наступало на пятки. Оно смыло Лану приливной волной, выбросило ее на прибрежные скалы, усыпанные мусором и поросшие скользкими ракушками.
Федор Лукьянов, с которым она столкнулась около пяти лет назад на выставке современного фото-арта, стал для нее не просто пропуском в обеспеченную жизнь, а единственным способом закрепиться, осесть в Москве, сохранить свое место в столичном бомонде. За это место, если потребуется, Лана готова была перегрызть любую глотку и пройти по чьим угодно головам.
Она отпила глоток густого и черного, словно деготь, ароматного напитка. Принялась неторопливо разворачивать маленькую, на два квадратика, шоколадную плитку. Ждать Светлана не любила и не умела, но последние два года ей приходилось жить в таком режиме постоянно. И за это она возненавидела своего и без того нелюбимого супруга. Слишком уж рьяно он взялся за решение проблемы собственной бездетности. Очень уж настойчиво шел к этой цели. Женщина не ожидала, что ее интеллигентный муж, которого она считала мягкотелым слизняком, проявит поистине маниакальное упорство в своем желании обзавестись наследником.
— Ланочка! Ты ли это? — прозвенел рядом женский голос, исполненный такой бурной радости, что сразу возникали сомнения в ее искренности. — Не ожидала встретить тебя здесь…
Лукьянова замерла. Вопреки желанию ссутулиться, выпрямила спину еще больше. Нацепила на лицо приличествующий моменту оскал, именуемый в среде светских акул улыбкой, и обернулась на голос.
— О! Юлиана? Приветулечки! — обратилась к известной московской сплетнице. — А ты как здесь?
— Да вот, была в «Миллере», решила зайти, побаловать себя свежим салатиком из рукколы с пармезаном, — заюлила «подруга»: по всей видимости, у нее тоже были свои тайны.
Лана взглянула на часы на экране айфона последней модели. Инга должна была появиться с минуты на минуту. Но девушка вряд ли решится подойти, если ее заказчица будет занята разговором. Поэтому Лана великодушно указала на соседний стул:
— Присядешь?
— Ой, нет! Я уже опаздываю на встречу. Позвоню тебе на днях, у меня столько новостей! — отказалась собеседница.
— Звони, дорогая. Всегда рада. — Улыбка Светланы стала почти непринужденной: похоже, в этот раз чутье на сенсации отказало сплетнице. Изобразив в воздухе возле щеки Ланы поцелуй, Юлиана выпорхнула из кафе.
И тут же в двери вошла Инга и принялась оглядываться, щурясь: после слепящего августовского солнца глаза не спешили привыкать к полумраку. Лукьянова помахала ей рукой. Инга заметила этот знак и поспешила к прячущемуся в тени столику.
***
…Светлана Инге не нравилась. Не по сердцу девушке было и предложение, которое сделала ей эта известная в определенных кругах светская львица. Но отказаться Инга не смогла: она слишком нуждалась в крупной сумме денег.
По-хорошему, эта сумма требовалась еще в марте — целых шесть месяцев назад. Дело даже не в том, что девушке было неловко злоупотреблять терпением своих соседок по съемной квартире. Просто полгода назад они уже потратили свои сбережения, чтобы внести оплату не только за себя, но и за нее, Ингу. Второй раз они просто не потянут. И тогда ей придется съехать.
Вот только ехать Инге Лазаревой некуда. Двоюродная сестра, к которой отошел бабушкин дом в Ивантеевке, не пустила бы Ингу на порог, даже если бы она была одна. А уж с ребенком не пустит тем более.
Три тысячи долларов. Столько стоит годовая аренда комнаты в убитой «двушке» на окраине столицы. И столько теперь стоит совесть Инги.
Сердце в груди трепыхалось неровно и бешено, словно пойманная в силки птица. Однако отступать было некуда. Девушка вдохнула резко, будто перед прыжком в воду, и нырнула в жаркий сумрак кафе.
Приблизилась. Уселась неловко напротив Лукьяновой.
— Добрый день, — поздоровалась скованно.
— Рассказывай. Как все прошло? — Лана не сочла нужным отвечать на приветствия. Общаться с фотографом-неудачницей сверх необходимого она считала ниже собственного достоинства.
…За время поездки от центра репродуктологии и генетики до кафе «Руккола» Инга извела себя раздумьями и сомнениями. Она никак не могла решить: рассказывать Лукьяновой о том, что процедура инсеминации не состоялась, потому что сперму Федора Андреевича по ошибке ввели другой женщине, или промолчать и сделать вид, что все прошло, как надо?
Федор Лукьянов, муж Ланы, оказался очень приятным мужчиной: тактичным, интеллигентным, вежливым. В отличие от персонала центра, он не смотрел на Ингу искоса и не осуждал за то, что она якобы собирается родить от него ребенка и потом за деньги передать дитя биологическому отцу.
К ней, найденной через специализированный сайт суррогатной матери, он с первого знакомства обращался на «вы» и по имени-отчеству, открывал перед ней двери, помогал выйти из машины, заботливо интересовался самочувствием. И если вопросы о состоянии здоровья еще можно было объяснить вполне понятным желанием, чтобы искусственную инсеминацию провели в запланированные сроки, то все остальное явно было результатом хорошего воспитания и привычно-уважительного отношения к женщинам.
Ох! Как же хотелось Инге рассказать Федору правду! Как она ненавидела лгать, в особенности таким вот приятным людям. «Мне б такого мужчину! — вздыхала она. — Я бы ему и двух, и трех родила, и была бы счастлива. Вот что этой Лане не нравится? За что она так поступает с мужем?»
Сейчас, поймав на себе равнодушный взгляд Светланы, заметив ее брезгливо поджатые губы, Инга решилась: «Ничего ей не скажу! Одной ложью больше, одной меньше — все одно грех на душе. Но, может, хоть так отблагодарю Федора Андреича за человеческое отношение!»
