такой как она. Хотя ее отец и сам недалеко ушел. У него просто денег больше, а еще мозгов. Он, в отличии от моего, сумел отмыться от грязи, что когда-то его окружала. Знает ли об этом Яна?
Глажу пытливую головку. Уже рот открываю, чтобы спросить. Но она опережает.
— Это правда, что ты документы подделать можешь? Паспорта тоже?
— Ну, не я, прямо. Просто знаю людей нужных.
Снова замолкает. Ее молчание напрягает больше, чем болтовня бесконечная. И почему-то мне не нравится. К себе разворачиваю. В глаза заглядываю. Хотя темно. Ничего толком не разглядеть. Что там в их глубине отражается? Какие новые безумства?
— Что ты задумала? — спрашиваю прямо.
Встряхиваю ее слегка для пущей убедительности. Вижу, как в полумраке она губы свои кусает и наконец произносит.
— Волк, а давай сбежим?!
Глава 8
— Ну, Илья! Ну, что тебе стоит!
Я дергаю его за руку. Делаю кошачьи глазки. И, вообще, чуть ли не на задних лапках перед ним прыгаю. Никогда ни перед кем так не унижалась. Лишь этот мальчишка всегда из меня веревки вьет. Тощий, высокий, неряшливый. Дикий, горячий, мой…
Когда он успел стать моим? Когда я захотела его себе? Этого облезлого пса. Меня даже в детстве на собак не тянула. Впрочем, я и к кошкам равнодушна. Никогда не просила у родителей домашних животных. Я вообще мало что у них прошу. Ничего мне от них не надо. Они мне никто. У меня из родни одна мама осталась. Но видеться с ней запрещено.
— Илья! Ну, пожалуйста!
— Ты так просишь, будто в кино со мной собралась, — на его мрачной физиономии так мало эмоций. Давно заметила, он все в себе держать привык. Наверное, я поэтому его симпатию сразу не заметила. Волк отличный актер, — Только это не прогулка по берегу реки, — он меня к себе крепче прижимает, — это охренеть какая авантюра. Ты хоть понимаешь, насколько это опасно? Хоть понимаешь, что они с нами сделают, когда найдут? Что сделают с тобой?
Его стальные объятия все сильнее. А мне и не надо больше ничего. Сидеть бы так всю жизнь до самой пенсии. Вдыхать бы его аромат дикого медведя. Щекой трусь о грудь. Никакими накаченными мускулами не испорченную.
Илья не занимается на тренажерах. Вряд ли у него вообще есть на это свободное время и возможность. Но я понимаю, что какая-то физическая нагрузка у него имеется. Тяжелая нагрузка. Словно он по ночам мешки с цементом разгружает. Потом вспоминаю, кто его отец, и тут же мрачнею. Может и не с цементом.
Какие делишки проворачивает Волков старший, остаётся лишь догадываться. Учитывать, как ненавидит его мой отец. Человек явно осведомленный. Думать о том, что папа тоже замешан в криминальном бизнесе совсем не хочется. Начинаю возиться в объятиях парня, и он это замечает. Только понимает по-своему.
— Принцесса. Ну, не дуйся, — подбородок свой мне на макушку ставит, шершавыми ладонями по предплечьям скользит, успокоить хочет, но я от этого лишь возбуждаюсь, возиться сильнее начинаю, — я ведь правда, как лучше хочу. Не надо, чтобы у тебя проблемы из-за меня были. Если с тобой что случится, я себе этого никогда не прощу.
Целует мои волосы, и я глаза прикрываю. Так сладко. Никогда не думала, что чужие поцелуи такими бывают. Сухие поцелуи отца скорее дань долга — ничего кроме отвращения не вызывают. Братья лишь дурачатся, чмокая меня то в щечку, то в лоб. А мачеху я вообще к себе не подпускаю.
Наверное, воспитывай меня родная мать, я бы знала, что такое поцелуй любимого человека. Поэтому с Ильей у меня все впервой. Первая драка за меня. Первый поцелуй в кустах. Первый угон машины…
Пожалуй, с машинами лучше не повторять. Все-таки дело подсудное. А вот все остальное я бы даже очень повторила.
Голову задираю и тянусь к нему. Волк замирает вначале. Весь такой напряженный. Как настоящий хищник. А потом отвечает. Губами своими мои накрывает. У него они всегда сухие. Обветренные. И очень горячие. А еще жадные невероятно. Такие, что не оторваться. Такие, что не насладиться. Никогда не утолить мой голод. Наш с ним голод.
— Совсем ты меня с ума свела, — шепчет между поцелуями.
И я послушно киваю. Все так. Ты тоже совсем меня с ума свел. Наглый, вздорный мальчишка — так думала я сначала. Верный, преданный, горячо любимый — так чувствую теперь.
— Илья, давай сделаем это?!
Лицом теперь к нему разворачиваюсь. На крыше, где мы спрятались от лишних глаз, слегка прохладно. Ветер раздувает полы моей юбки. Треплет волосы. Сильнее к его телу жмусь. Мой домашний арест закончился. И теперь мы встречаемся тайно. Еще сильнее стараемся охранить наш секрет от посторонних глаз. Ведь если отец узнает, второго шанса не даст.
Чувствую, как он напрягается. Как сердце его бег ускоряет. Он тоже понимает, что теперь я говорю не про побег.
— Ты маленькая еще.
А сам от губ моих не отрывается. Ласкает их так словно в последний раз. Словно пьет живительные источник, без которого в любую секунду просто сдохнет.
— Мне уже есть восемнадцать, — губу его прикусываю, наслаждаюсь рыком из груди вырвавшимся, все его слабые местечки теперь знаю, изучила, запомнила, против него использую, — ворчишь, как старый дед. Другой на твоем месте давно бы мне уже юбку задрал и…
— Какой еще другой?! — тормозит меня резко. За плечи встряхивает. — Кто он? Говори! Это тот кретин, что за тобой сегодня хвостиком бегал? Новенький, которого к нам перевели?
— Неужели ему тоже морду набьешь? Ко мне из-за тебя уже никто не подходит? Разве ты сам не говорил, что ввязываться в драки тебе нельзя?
— Плевать уже! Я, итак, все запреты нарушил?
— Какие это интересно? — теперь я сердится начинаю. Руки на груди скрещиваю, — говоришь так, будто я тебя силой меня целовать заставляю. Только вот твое тело честнее.
На его бедра надавливаю. На то самое место, где уже все давно готово. Активировано, так сказать. Осталось лишь упаковку снять и воспользоваться. Но он не дает. А я же не могу на него силой запрыгнуть.
— Яна, ну, что ты к словам придираешься?
Он тоже сердиться начинает. Елозит подо мной. Но с колен не сгоняет. Наоборот, сильнее к себе притягивает. Упирается в меня. Зубами скрипит. Мне смешно и обидно одновременно. Я его не понимаю. Нравлюсь я ему или нет? Привлекаю ведь очевидно? Так почему он ломается хуже девственницы?
В грудь его толкаю и с колен
