Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
барсук – в любом месте, в любой позе, крепко-накрепко. Повозившись на сиденье, угомонилась и Светка.
Оля придвинулась к Кольке:
– Слушай, а ты помнишь историю со взрывом?
Он признался:
– Еще бы не помнить. Хотя, конечно, холодно было да жрать постоянно хотелось и ни о чем другом не думалось как-то, но разве забудешь тут. Столько народу погибло, снаряды рвались еще сутки, народ обезумел, рыскали чуть не с вилами, все диверсантов разыскивали. Кого-то и поймали… сгоряча, не со зла. Мы три дня всем миром ров копали.
– Какой ров? – не поняла Оля.
– Я же говорю, – терпеливо пояснил Колька, – два эшелона в клочья и два батальона то ли десантников, то ли летчиков. У них петлички голубые были, ну, на рукавах. По всей округе разбросано было – руки, ноги, – тут он спохватился, мысленно выругав себя ишаком: – Тихо, тихо, только не плачь. Давай так сделаем: я ничего не говорил, ты ничего не слыхала, лады?
– Лады, – улыбнулась Оля, быстро утирая слезы.
Колька легонько дернул ее за косу:
– В кино пойдем?
– Пойдем. Только надо добежать до Натальи, там ей на работе подсобрали какой-то очередной помощи.
– Тебе помочь? Тяжелое, наверно.
– Я пока не знаю, что там. Пошли вместе посмотрим, оттащим, что следует, и как раз поспеем на сеанс.
Забежав на фабрику, перебрали «пожертвования»: платок, пакет с мукой, консервы, крупа, пакетик леденцов для Соньки…
– Это вот ей вообще ни к чему, – заявила Оля, выкладывая лакомство обратно на стол.
– Почему? – не понял Колька.
– Наталья запрещает Соньке сладости. Так, а вот тетрадку от себя, так и быть, подложу. Так, и сахар ни к чему.
– А сахар чего, тоже нельзя? – удивился Колька.
– Не позволяет она сахару. Коль, давай без вопросов, опоздаем.
Закончив сборы, они поспешили к хибарке Натальи.
Это ее только так называли – «хибарка», на самом деле это был барак, небольшой дом с двумя отдельными входами. В одном обитали мать с дочкой, окна второй половины были забиты крест-накрест. Со стороны улицы – палисадник с разросшейся сиренью, с другой стороны – пустырь, заросший лопухом и прочим сорняком, хладнокровная целина, которую Наталья безуспешно пыталась возделывать. Жилья вокруг было немного, даже улица, на которой осталась только одна эта хибара, предназначенная на снос, уже не значилась на плане города.
Открыла сама хозяйка – как всегда, очки на ухе, платок на боку, – пригласила войти. Внутри бедно – стол, табуретки, топчан за занавеской, но чисто. Странная Наталья отличалась немалой хозяйственностью: пол выскоблен, на окошках – ни пылинки, занавески – свежие, и даже тряпица, которой прикрыта единственная миска с двумя ложками, аж режет глаза белизной.
К слову, иной раз возникали вопросы, куда Наталья девает эти тряпки, которые ей так старательно собирают. Злые языки поговаривали, что она их перешивает и продает на толкучке, специально отъезжая подальше. Другие осаживали: «Вам какое дело – отдали, и шабаш».
На столе лежал ворох эскизов с узорами, расчерченных стрелочками, черточками и какими-то ценными указаниями, – видимо, не угадала Гладкова-старшая с представленными образцами, не прошли они комиссию. Однако надомнице Введенской сейчас было не до того: она работала у вертикальной подставки, а рядом, на табуретке, прислоненной к стене, лежал раскрытый альбом репродукций.
– Для школы, – пояснила Наталья, точно извиняясь.
Присмотревшись, Оля радостно спросила:
– Ой, это же Васнецов, тот, что Аполлинарий?
Наталья, которая, едва поздоровавшись с гостями и поблагодарив за помощь, немедленно впала в особый художественный транс, вдруг пришла в себя и очень обрадовалась:
– Олечка, да! Как удивительно! И ты что же, вот так знаешь Аполлинария Васнецова?
– Немного, в музее видела, – смутилась Ольга.
Но Наталья, казалось, не обратила внимания на ее смущение. Она так обрадовалась, точно встретила родственную душу, заговорила быстро и воодушевленно:
– Вот увидишь, как будет прекрасно, когда я закончу. И сейчас, даже просто в книжке, какая красота, правда? Какая глубина, какие оттенки синего, как точно передано грозовое небо. Гроза, гроза надвигается на вечный город, но как же ярко-преярко сияют золотые купола соборов! Вот это Архангельский, вот Благовещенский, а это Успенский. И купола, и белокаменные соборы, и Кремлевская пурпурная стена – они вечны. И какими смешными кажутся эти вот современные повозочки…
Оля вдруг заметила, что хозяйке от силы лет тридцать.
«Это, наверное, потому она так старо выглядит, что ходит в балахоне и говорит смешно, как старушка».
Наталья что-то еще долго объясняла про колорит, про единство композиции, потом начала читать на память стихи про древнюю обитель супротив луны, мрамор неба, синий, с белыми разводами, об облаках, глубину небесную в черноту сгущающих.
Колька ошеломленно кашлянул, хозяйка осеклась, как будто опомнившись, сокрушенно уронила руки:
– Простите, ребятки. Вечно я о чем-то своем. Такая вот дурочка тетка Наталья. Потому-то Ванечка и ушел, потому и бросил меня, горемычную…
Огромные глубоко-синие глаза наполнились слезами. Колька окончательно застеснялся, отвернулся, неуверенно подергал Ольгу за рукав.
– Мы пойдем? – тихонько спросила девушка.
– Конечно, мои хорошие, конечно, спасибо вам за подарочки. Поклон мамам передавайте. Осторожно в передней, там темновато, – протянула она и вернулась к работе.
В прихожей было не темновато, а хоть глаз выколи. И как Колька, держа Олю за руку, ни осторожничал, передвигаясь мелкими шажками, все равно влетел ногой в какой-то деревянный ящик.
– Коля! – прошипела Ольга. – Отойди.
Она пришла в ужас при одной мысли о том, что вот это все, что по стенам, – это картины, а Колька своим башмаком тут… Она прислушалась, затаив дыхание. По счастью, хозяйка, погруженная в работу, не проявила никакого интереса к шуму. А может, просто грохот в передней был ей привычен.
– Ни пса не видно. Оль, достань спички, там, в кармане.
– Я тебе! Опять куришь? Ты же обещал!
Кое-как обошлись без спичек, но свободно вздохнули лишь на улице. Колька уточнил нетерпеливо:
– Сделали доброе дело? Тогда погнали, а то опоздаем!
Они успели на сеанс, благо до кинотеатра через парк было всего ничего.
6
Уже давно не секрет: Сорокин, вернувшийся из главка, – человек страшный. Особенно если до этого он подбивал статистику. Он и без того недовольно косил единственным своим оком в сторону подчиненных (особенно когда они разбегались при приближении пострадавшей гражданки Введенской).
Поэтому, когда на горизонте вдруг снова показалась Наталья – безобразие, вне обычного графика! – бывалый Остапчук бодро, пусть и неразборчиво, сообщил о необходимости ему прямо сейчас «определиться по украденным соленьям» и сделать внушение самогонщице бабке Домашке. Ишь, моду взяла – баб спаивать. После апрельского указа, не желая тянуть на старости лет шестерик, она стала
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
