легче было обманывать себя и других.
– Но возможности беса бесконечны, – возражала она. – Он способен на все!
– И было бы самоограничением думать, что – только на хорошее. Но бесы так ограниченны! И вероятно для того чтобы скрыть свою ограниченность, мы и придумали мораль. Чтобы с видом добродушного дикаря после знатного ужина другим, только с виду отличающимся от тебя существом, благодушно рассуждать о том, куда, мол, кубарем катится этот мир? Апеллируя к подноготной мифов и легенд.
Что той оставалось, кроме как подарить ему своё уже и так порхающее, как амур, на крыльях его крылатых фраз тело в качестве «приза зрительских симпатий»? Сверкая позолотой восхищения от того, какой он ловкий малый. А она, рядом с ним, становилась не менее выдающейся особой. Как минимум – на одну ночь.
(Рекламный ролик)
А если на утро, в знак благодарности, бесовка оставляла ему ещё и номерок телефона, то и – ровно до тех пор, пока не выходила замуж. Выпадая из его картотеки навсегда.
Пока не начинала ссориться. Вспоминая, с кем бы ей этому идиоту, как она уже откровенно считала мужа, отомстить? За измену. И закрывшись в ванной комнате, звонила абоненту «Влада». Говоря после этого мужу, что она и Влада завтра идут в кафе. Без него, потому что он наказан! Чтобы поговорить по душам о-своём-о-женском и, за бутылкой пива, снять стресс.
Ну, а если она была уже разведёнкой с бесёнком и не торопилась пока что искать серьёзных отношений, желая немного отдохнуть от тягот брака, то Влас-ловелас становился для такой девушки просто идеальным вариантом отдыха. А она – для него.
Так Маша с ним и познакомилась. И залипла.
– Мал золотник, да дорог! – шутила о нём Анжела.
И некоторые бесовки, услышав об этом, даже брали у неё номерок его телефона. И как только у них появлялся небольшой профицит бюджета, приглашали в кафе или ресторан.
«Очень дорог!» – понимали они Анжелу, как только им выставляли счёт. Когда без умолку болтавший Влас заставлял их, развесив уши (и порхая ими у себя в мечтах) позабыть обо всём на свете.
– По-моему, ты уже слегка перебрала. Свобода и свинство это разные вещи. И их опасно смешивать! В своем фужере.
– Ты думаешь, я понимаю тебя? – возражала та, демонстративно прикладываясь к фужеру. – Я, конечно, могу признать, что ты прав, но от этого я всё равно тебя не пойму.
– Конечно! Ведь, часто, бесу легко принять разумные доводы, его обвиняющие, так как он и себя наивно считает «разумным животным». И непроизвольно начинает думать, что был неправ! Хотя сам факт предъявления ему данных доводов уже свидетельствует о его неразумности! И, подчас, мы лишь вынужденно притворяется разумными, так как иначе нам пришлось бы признать, что мы поступаем глупо. А ведь нас приучили думать, что это плохо! – усмехался Влас. – Или ты уже не понимаешь, о чём я говорю?
– Если я тебя уже и не понимаю, то это ещё не значит, что теперь я соглашусь! – снова наливала та в фужер шампанского. – Ведь ученые говорят, что…
– Что ученые крайне болтливы! Они и открытия-то свои делают только для того, чтобы о них заговорили. То есть все ученые невероятные болтуны и пустословы, мнения которых совершенно ничего не значат! Так что если ты хочешь сказать что-то действительно ценное, делай вид, что ты говоришь это от себя. Все будут думать, что это ты тут у нас такая умная. Чертовка! И, возможно, начнут верить не только тебе, но и – в тебя. Ведь ты здесь пыжишься исключительно ради своего имиджа. И твоим имиджмейкером должен быть исключительно твой собственный разум, а не ум какого-то там безымянного ученого, на могилу имиджа которого ты пыталась притащить цветы, принадлежащие тебе по праву! Одним упоминанием авторитета превращая высказанную тобою мысль из лаврового венка – в погребальный.
– Откуда ты это вычитал? – терялась та.
– Я художник, я только рисую цветы на стене. А ты уже сама смотри, из какой почвы они могли вырасти!
Поэтому Влас, с тех пор, предпочитал встречаться с девушками у себя дома. Сразу. Чтобы те больше не пытались занять у него денег. Даже – на ресторан. Намекая ему на то, чем за всё это шоу ему предстоит сегодня расплатиться.
– У тебя дома, так как денег на номер в гостинице уже нет.
– Ой, кто-то у нас сегодня договорится и полу-у-учит, – вальяжно растягивал Влас, доставая деньги. – И не просто по шейке, а – по шейке матки!
И вот разве к такому можно было относиться всерьёз? К такому непутёвому. Тем более что квартира у него была съемная, машина – тоже.
«Неужели и меня он тоже… снимает? – размышляла умная Маша. – На вечер. Просто – не на один, чтобы я не подумала о себе так низко. А наоборот, каждый раз питала себя надеждой на продолжение этого сериала, предвкушая то, что он обязательно должен будет окончиться нашей свадьбой. Пока не появится главная героиня этого романа, что возьмёт его в оборот. Серьёзно.»
Тем более что её бесёнка Влас не хотел даже видеть и постоянно находил всё новые поводы оставить его «у потенциальной тёщи!» – усмехался Влас, с которой Маша ютилась в трёхкомнатной квартире. И постоянно терпела сальные намёки отчима, периодически угрожая сдать его матери, если тот начнёт наглеть.
– Если я начну наглеть, то нам обоим от неё придётся съехать, – усмехался отчим. – Причем, тут же!
Заставляя её краснеть и уходить в детскую, делая оскорблённое лицо. С возгласом в дверях:
– Даже не надейся!
Но когда отчим покупал ей более дорогие, чем это положено было дарить на столь незначительный праздник вещи, Маша делала вид, что это вполне нормально. И уходила в комнату их примерить. Пока мать выговаривала мужу за несанкционированную растрату бюджетных средств. И без того весьма скромных. Появляясь в зал уже в них, и заставляя спор утопать во всеобщем восхищении.
– Как тебе идёт! – завистливо цокала языком мать.
– Да ты красавица! – улыбался довольный собой отчим.
И все садились за стол, переключаясь на еду и горячительные (воображение отчима) напитки.
Заставляя его на балконе прижиматься к падчерице чуть ближе, когда они в перерывах между блюдами и напитками выходили покурить. Делая вид, что нагибается к ней только лишь для того, чтобы та чуть лучше слышала то, что он ей рассказывает.
«Обычные глупости», – убеждалась мать, что разговор «ни о чём» и, выкидывая окурок в банку, возвращалась в комнату.
Впрочем, ненадолго:
– Ну, что, вы там скоро? А
