что сейчас они шли по колдобинам, так это и вовсе удивительно!
— Давай остановимся и пойдём обратно? — Паника возрастала в геометрической прогрессии. — Мы и правда так ушли в себя, что не заметили, куда пришли. — “Нужно как-нибудь его успокоить” — Это не твоя вина. Если ты об этом думаешь, то тебе незачем извиняться, это наша общая вина. Давай свернём и пойдём обратно?
Алексей шёл, как и прежде.
— Знаешь что? Я пойду! — сказал Илья и развернулся. На горизонте красовалась статуя прошлого Главы администрации Алимровского сельсовета — Ахрэма Ковальски. Её поставили относительно недавно. В дань памяти. Посмертно. Человек отдал посёлку городского типа всю свою жизнь для того, чтобы поднять её из грязи. Ахрэм Ковальски этого достиг. Печально, что он так и не увидел, как отблагодарило его новое управление.
Илья вздрогнул. Моргнул. Он не мог издать звука. Чувство такое, будто треугольная муха раскусила тело насквозь. Началось жжение, желание почесать больное место. Сердцо стало холодным, а руки онимели. Фултон почувствовал себя заложником. Если он сделает хоть шаг, то его пристрелят. Кто это мог быть? Если обратить внимание на шорох листьев — шаги Алексея отдалялись. Неосознанно парень в рыжей расцветке волос начал поворачиваться. Комар моментом улетел, рана зачесалась сильнее. Перед ним стоял Гарднер собственной персоной. Он совершенно не был похож на того Гарднера, которого знал все эти восемь лет. Напыщенные брови, ярые глаза с ухмылкой таили в себе больше, чем одержимость. Взгляд Фултона переместился на одну из рук Алексея, в котором он держал нож. “Тот самый нож с драки, в которой я ему не помог…”. Рот Ильи начал наполняться кровью. Его губы разошлись, замахнулись. Сейчас будет крик.
— Прос…! — удар точно в голову локтём свалил Фултона с ног. Илья всё ещё находился в сознании на листьях. Ему удалось избежать второго удара головой о землю. Однако чувствовал себя чрезвычайно дурно. “Я в воде… нет, под водой!”. Слух отбило напрочь, а изо рта всё ещё сочилась кровь. Фултон “заряжал” свои губы на вторую попытку. Алексей треснул по сосне.
— Спас…! — последнее, что успел выдать Илья. Окончательное, что он видел в этом мире — это старая безигольчатая, витиеватая, громоздкая ветка, стремительно падающая прямо ему в глаза.
Зрелище не из лучших: словно дубинка с гвоздями, обрубок впился в холодную от погоды кожу. Рот напоминал чем-то джакузи: из кровавого озера выходили пузырьки.
Почему Илья не попытался сбежать? — Алексея это не волновало. Равным образом также не волновал и тот вопрос, почему он начал стучать по дереву. Главное первую таблетку Гарднер только что принял. Ему стало заметно лучше. Но всё же: как Бледный угадал и настолько филигранно рассчитывал удары без лишних воплей жертвы? “Эти навязчивые мысли… Отставить! Сейчас нужно замести следы”. Алексей полез в чёрный рюкзак и стал, словно как на торжественном мероприятии, подбрасывать повсюду иголки вверх. После он направился обратно в парк, оставив тело лучшего друга в покое. Попутно, как Гензель из сказки Братьев Гримм, стал разбрасывать по пути “колючки”.
– -
В доме стало убрано везде, по крайней мере, на первом ярусе. Престон сегодня в руки телефон даже не брал. Надо же, и тут он преуспел. За что собой гордился. А всё благодаря кому? Если бы не сын, он бы не знал о значении некачественного дофамина. Отец поставил все чистящие средства на полки, скинул резиновые рукавицы и тщательно помыл руки. “Подкрепиться надо”. На кухне стало темно. Престон не помнит того момента с тех пор, когда солнце заходило за горизонт. Включил свет. На завтрак яичницу он всё же съел. Это было утром. Обед, видимо, пропустил. Что ж, пришло время ужина! Не долго думая, Престон вспомнил о филе «Мельник» и «Битых огурцах», которые в данном случае будут выступать в качестве гарнира. На тарелке располагалось три кусочка. ТРИ. Вместо четырёх. Где ещё один? Престон сразу же вспомнил про свою жену. Он не может припомнить, чтобы видел её сегодня. “Может, когда я работал, она проскочила и забрала к себе (нам) в комнату? Да. Каждый работник в совершенно любой области имеет право на перерыв”. Престон взял всё необходимое и незамедлительно закрыл дверцу холодильника. Выложил всё необходимое в тарелку и посыпал майонезом. Вдруг, он посмотрел на часы. Время — 21:00. И тут сердце заколотилось. “Стоп. У жены давно был окончен рабочий день. Почему она так и не вышла с небес?”. Престон вспомнил, какая она была ленивой. “Ах, да… точно… Ну, если хочешь изменить других — начни с себя… Я уже в процессе. Пора что-то менять и ей. Иначе очень негоже это, когда видишь, что другие, близкие тебе люди саморазрушаются. И не хотят при этом никак меняться”. Разом сошлись все карты в ряд. “Погодите… я теперь понял чувство Ричарда… Но почему он сам не проявлял инициативу на то, чтобы я встал на путь праведный?.. — Невзначай перевёл взгляд на часы. — ВРЕМЯ! Так, ладно, позвоню, когда разберусь с женой. Не думаю, что он попал в передрягу с таким-то характером”. Престон снял обувь и аккуратно поставил её подле стены кухни. И на цыпочках, значительными шагами перебрался на второй этаж. Он знал, какая ступенька скрипит, поэтому переступал зоны рассекречивания. Благодаря перилам он мог перескакивать намного больше выступов, нежели без них. Следовательно, каждые пять ступенек он пропускал с неимоверной лёгкостью. Бывало в некоторых случаях и четыре. (по подсчётам Престона, пятая должна оказываться скрипучей). Как только он начал исполнять в действие сиё задуманное, пожалел, что не произвёл разминку. Сухожилия растянулись на бёдрах, также как и на тыльной стороне плеч от резкого рывка “в гору”. Небольшая боль потупила его намерения. Но вскоре Престон продолжил. С каждым разом ему давалось всё легче и легче пропускать ступени. И вот он. Стоит у двери в свою спальню. Сердце пробило вторым дыханием. Оно стало работать учащённей, с проворачиванием круглой ручки у двери. На удивление, она отворилась. Порывы духоты врезались в лицо. Окна были завешены розовыми шторами, отчего складывалось впечатление, будто здесь происходит обряд. И, конечно же, властная, навевающее тревогу, могильная тишина.
– -
Мальчик вцепился в другого. Он шикнул. Сказал поубавить тон. Они давно прошли дома их местожительства. И надвигались к более бедному району.
— Ну, ну. Всё будет хорошо. Поубавь скорость. Убивать никого не надо. Я понимаю, насколько тебе тяжело, но если ты сотворишь в твоём понимании месть, будешь ли ты при этом спокоен? Ну вот убьёшь ты
