раза за последние пятнадцать лет, и совсем скоро станет проклятой слабоумной, — он усмехнулся, отворачиваясь от Второй твари. — Думаю, все будет в порядке.
Первый уставился на него, пот бисеринками выступил на лбу, вены на шее вздулись. Он быстро схватил своего хилого единомышленника за шею, рывком поднял с дивана, и, выхватив пистолет из кобуры на поясе, ткнул холодной сталью в висок.
Бравада Второго быстро иссякла, его лицо стало пепельным.
— Какого хрена…
Первый ударил его стволом по голове.
— Послушай меня, ты, метамфетаминовый кусок никчемного дерьма. Не смей произносить имя моей матери, слышишь?
— Я не называл ее имени, — заскулил тот, и снова наткнувшись на ствол, обхватил себя руками, всхлипывая.
— Убери этот дом, пока меня не будет, или твои мозги превратятся в еще одно гребаное пятно на стене. Если ты хочешь получить свою следующую зарплату, будешь делать так, как я скажу, понял?
Второй не колебался ни секунды, просто кивнул.
— Ладно-ладно, чувак. Остынь, черт возьми.
Первый чуть сильнее прижал пистолет к покрытой шрамами щеке Второго, тот издал еще один жалобный всхлип. Он вернул пистолет в кобуру и холодно посмотрел на Тварь. Его широкие плечи вздымались и опускались с каждым тяжелым вздохом, а затем он повернулся и направился к двери.
На мгновение он оглянулся, держа руку на дверной ручке, и рявкнул:
— И держись подальше от девчонок, ублюдок! Я не шучу. Боссы хотят, чтобы новая девушка была чистой для членов клуба.
— А как насчет остальных? — спросил Второй, высоко подняв брови и с надеждой в голосе.
Первый прищурился, глядя на тощего метамфитоминщика, сидевшего на диване.
— Не смей их трогать, Терри. Уберись в доме.
Второй поднял руки в знак капитуляции.
— Ладно-ладно, я понял.
Первая тварь долго и пристально смотрел на мужчину, потом вышел наружу, захлопнув за собой скрипучую дверь. Он хмуро посмотрел на какую-то суку в костюме для йоги, выгуливающую свою собаку, и достал из кармана ключи. Она поспешила подальше, и он остановился, наклонил голову и посмотрел вслед ее упругой заднице. Затем прикусил нижнюю губу, покачал головой и продолжил путь к потрепанному фургону.
Вторая тварь следил за его отъездом сквозь щели в рваных жалюзях, и как только фургон выехал с подъездной дорожки и уехал, он заорал:
— Пошел на хрен!
Он лукаво улыбнулся, в его глазах потемнело, когда он повернулся обратно в гостиную, взглянув на дверь, которая вела в подвал… к удовлетворению… к контролю.
Он знал, что у него есть несколько часов, чтобы поиграть. У Первой твари были дела с боссами, и они никогда не решались быстро. Поэтому у него было достаточно времени, чтобы решить несколько своих забот.
* * *
В Клетке все затаили дыхание. Тишина была резкой. Орион слышала, как ее собственный пульс стучит в ушах, когда она смотрела на Жаклин, стоящую на спине Шелби и прижимающую ладонь к потолку. Шелби, как новый обитатель Клетки, все еще сохраняла невинность в глазах. Она была молодой. И, конечно, боялась. Но она была выше, чем Патриция, и намного сильнее, чем Эллисон, поэтому смогла стать отличной опорой. И не важно, что Орион в значительной степени угрожала насилием, если та не станет помогать.
Жаклин наморщила лоб, сосредоточившись на звуках и тишине. Ждала сигнала. Звукопоглощающие панели и бетон сдерживали их крики, но они все же пропускали некоторые звуки: тяжелые шаги, закрывающиеся двери… Однажды они даже услышали грохот.
Кулаки Орион были сжаты по бокам, ее голова раскалывалась от страха. Но здесь не было места для страха. Только план. План был ее путеводителем, и, живи она или умри, она доведет его до конца. Она больше ни секунды не проведет в этом аду. Она не могла позволить страху встать на пути.
Жаклин перевела взгляд с потолка на Орион и кивнула.
Стук в висках прекратился, на Орион снизошло спокойствие, странное и неестественное. Она забыла, что для человека возможно спокойствие. Или, по крайней мере, для такой, как она.
С другой стороны, она больше не считала себя человеком. Она уже давно ощутила, что душа покинула ее тело, исчезая вместе с любыми эмоциями, кроме гнева. Она больше не плакала, уже много лет. Чувства были для глупцов.
Она потянулась, чтобы руками прикрыть камеру в углу потолка, мигающий красный свет дразнил Орион в течение последних десяти лет.
Жаклин слезла со спины Шелби, и тяжело вздохнула, когда цепь на ее лодыжке звякнула.
— У кого-нибудь еще вот-вот случится сердечный приступ? — спросила она, слабо улыбнувшись.
За долгие годы Орион привыкла к этому ужасному звуку — металлическому звону цепи, падающей на пол. Иногда это было все, на чем она могла сосредоточиться, и это вскипало в ней гневом. Это напоминало ей, что они в плену. Это была единственная константа.
Дзынь, дзынь, дзынь.
Орион не смотрела на пустые кандалы, лежащие на окровавленном полу рядом с ней. Какой был в этом смысл? Мэри Лу исчезла, вот и все. Конечно, она могла бы бороться за нее, но борьба покинула ее задолго до того дня. Два месяца назад, когда она невольно попрощалась с Мэри Лу в последний раз. Может быть, в глубине души она знала, что это произойдет — кашель грохотал в груди девушки, как смерть, звонящая в дверь, — но она не позволяла себе думать, что это может быть правдой. Это отвергло бы в ней желание бороться, раз и навсегда, и за это она чувствовала себя навсегда обязанной Мэри Лу.
Орион опустила руки, суставы ее плеч застонали от неестественного положения, в котором она их держала. Но боль больше ничего не значила.
— Девочки, вы готовы? — прошептала она, глядя на девушек, одетых в детские ночные сорочки.
Они больше не носили медицинские халаты. Твари тем самым хотели заставить их выглядеть моложе. Сделать их более аппетитными. Но все они знали, что женственность была их смертным приговором. Если они ничего не предпримут, то останутся лишь пятном на полу, а новые девушки будут носить цепи на лодыжках, постепенно покрываясь шрамами. Это был лишь вопрос времени, когда их постигнет та же участь, что и Мэри Лу, и всех других женщин до нее.
Жаклин первой кивнула. Уверенно. Она села на пол, скрестив ноги, чтобы спрятать заточенную зубную щетку на коленях.
Они собирали предметы годами, никто не заметил, что одной зубной щеткой стало меньше. Что однажды из кармана рубашки исчезла ручка.
Шелби тоже кивнула, конечно, не так уверенно, как Жаклин. Она все еще надеялась на другой исход, все еще верила, что однажды
