— Машу я хотел бы, а тебя, предводительница стаи, нет! Убирайся, оставь нас… Маша, иди ко мне, я же люблю тебя. Полюбил с первого взгляда…
Тогда обнаженные галлюцинации начинали драться между собой за его любовь; таскали друг друга за волосы, катались кубарем, вцепившись друг другу в спины ногтями, которые превращались в волчьи когти.
В другой раз ему привиделся клуб Степана в Горске, самый крутой, известный пятничными вечеринками, на которые сходились все модники и модницы. Антоний, стоя за диджейским пультом, устраивал им такие танцы, что громыхало в соседнем квартале. Музыку с ритуальными битами Крюков-младший знал хорошо, — отец часто настукивал их пальцами по столу или наигрывал на шаманском бубне. Под такие мотивы можно было не только танцевать, но и медитировать. Некрепкие умы они пьянили и доводили до обморока, более опытных доводили до экстаза.
Девушки около длинноногого парня со строгими глазами вились, как пчелки около экзотического цветка. А он умудрялся не отвечать на их заигрывания. Все очень просто: в клане ведьмаков не приняты были свободные отношения, на которые чаще всего намекали поклонницы.
— Будешь ведьмой? — спрашивал Антоний самых прилипчивых девушек. Те начинали удивленно махать ресницами или игриво хохотать. — Я серьезно! Поедем со мной в Предгорье, к отцу? Ты ведь любишь меня?
— Ты чего, Антон? — морщились девицы, видя, что парень не шутит. Любить его до такой степени никто не хотел. — Странный ты какой-то… Предгорье, это на краю земли. Чего там делать, комаров кормить?
Так и стоял Антоний за пультом, развлекая себя наблюдением за чужим весельем, качаясь, вскидывая вверх руки и закатывая глаза под волшебные биты, выбивавшиеся из популярных ритмов.
Через день после Машиной гибели он тайком появился в ее родном селе. Коляда — зажиточное селение дворов в триста, с сетевым магазином на центральной улице, со свободным доступом в интернет. Дома сплошь кирпичные, большие, крыши из металлической черепицы, асфальтированные дороги. Люди с приветливыми лицами, без обычной северной суровости. В Предгорье такое благополучие нечасто встретишь.
Прошелся Антоний от реки до храма, поглядел со стороны, как водолазы шарят по речному дну в поисках тела девушки, — кусок ткани от ее платья и туфельку они нашли сразу. На берег приходил Машин отец. Постоял красивый бородач у воды, о чем-то поговорил с полицейским и ушел, горестно опустив плечи. Антоний чуть не кинулся ему наперерез, чтобы рассказать, как дело было, сказать, что не он Машу в воду толкнул, она сама туда кинулась, но вспомнил, кто он есть, и скрылся за стволами деревьев.
На седьмой день своего скитания по лесу, Антоний встретил волчью стаю. Крупные сильные звери кружились на неровном пяточке между деревьями, подмечая место для охоты, вынюхивая своими носами землю, в которую въелись следы оленя или кабанчика.
— Эй, серые, брысь с дороги! — крикнул Антоний, вставая у них на пути, пьяный от выкуренной самокрутки с дурман-травой. Волки подняли морды, блеснув темно-серыми глазами и встали в позы нападения. — Что выставились? Давайте, бегите отсюда, пока я не содрал с вас шкурки!
Один волк в угрожающем оскале показал противные желтые клыки и предупреждающе двинулся на Антония, хотел напугать наглеца, посмевшего назвать их лоснящуюся роскошную шерсть шкурами. Нападать сытые звери не желали. Антоний тоже показал волку свои зубы и рассмеялся:
— Ладно тебе, серый! Как там говорят, мы с тобой одной крови? Мне не до чего теперь, понимаешь? — Он сошел с волчьей дороги, махнул рукой, и хотел было продолжить свой бесцельный путь. — Передавайте привет своим господам, Радону и Наине…
Волк, видимо, принявший жест ведьмака за угрозу, в один прыжок настиг его, свалил мощным толчком и прижал к земле лапами, рыча и брызжа вонючей слюной ему в лицо. Завязалась борьба, сначала бескровная, с руганью, рыком, угрозами. Потом, когда Антоний, на бьющем в крови адреналине, стал побеждать, волк пустил в ход зубы и когти. Зверь драл ведьмака по ребрам, пытался, извернувшись, кусать руки, которые душили его уже с нечеловеческой силой. Наконец, волчьи когти изорвали человеческую плоть. От боли и потери крови Антоний стал ослабевать, впрочем, звериное горло тоже начало судорожно хрипеть…
Глава 6
— Твой ведьмак придушил Алана! — Наина зашла неожиданно, неизменно в своем кожаном одеянии, только без накидки, с распущенными волосами и бледным лицом. В глазах сверкали злые слезы. — Голыми руками, ты только представь! Алан был славный оборотень, не изменял себе и мне…
Маша не успела встать с колен, поэтому так и повернулась к ней, в позе горячей молитвенницы, едва закончив шептать «Отче наш».
В мужьях Наины Маша путалась; кто первый, кто второй, как зовут третьего, — не разберешься. Их было пятеро, все красивые, сильные, любящие свою Наину без всякой ревности и соперничества. Поначалу мысль о мужском гареме пугала Машу. Потом, присмотревшись к отношениям внутри необычной семьи, она решила, что такая форма сожительства, пожалуй, не хуже гражданских браков, в которых, как говорил отец, не могло быть взаимной ответственности.
Хозяйкой Наина была плохой; в доме не прибрано, на столе недосоленная дичь, в гардеробе ни одного платья, — кожа, мех, тяжелые заклепки и оружие. Мечи, ножи с рукоятками из костей, все древнее, оставшееся от деда и отца. Те тоже славными воинами назывались, пока Радон не пришел и не покорил их хитростью и колдовством самого подлого пошиба.
Появление пленницы, молоденькой, приученной к женским обязанностям, заметно всколыхнуло умы пяти мужчин, — так ли тепло им с Наиной? Женушка смекнула что к чему, и спрятала привлекательную пленницу в один из подвалов, подальше от мужских глаз.
Старший муж Наины Расул был бойцом в боях без правил, вне ринга не отличался твердым характером, любил поспорить с Машей о тенденциях в искусстве и жалел ее. Когда Наина переселила Машу в подвал, Расул пытался протестовать, но быстро был наказан, — его очередь спать с женой отодвинулась на месяц.
Каким по счету был Алан, Маша не знала, помнила только, что Алан это тот, кто на заложницу своей супруги смотрел плотоядно, требовал, чтобы Машу скорее обменяли на «полцарства» Радона. Наина же не спешила, ждала подходящего момента.
— Антоний…? — Маша сама удивилась тому, как легко и одновременно тревожно слетело с ее губ имя ведьмака. У нее, оказывается, теперь есть свой ведьмак. Поднявшись с колен, девушка выжидающе смотрела на Наину. — Что теперь будет? Я скоро, наверное, с ума сойду от ваших выходок…
— Ничего, немного потомим Радона и запросим за тебя выкуп! У него еще веселее, девять жен, — звонко, с горечью сказала Наина. — Смотри-ка, знает собака своего хозяина. Антоний, значит! Понравился тебе полукровка? Я в таких делах понимаю больше твоего, понравился тебе Антошка. Заткнись и слушай меня, парни его сюда приволокли, он полудохлый, врядли выживет. Давай, бери воду, мази, тряпки и спустись к нему в подвал…
Жила предводительница оборотней в двухэтажном доме на окраине заброшенного поселка. Люди, способные на переезд, давно покинули это место из-за больших разливов реки и бездорожья. Жилыми оставались два-три дома, их хозяева были одинокими стариками, которым Наина иногда привозила из живых сел продукты. На проделки нечисти, — вой по ночам, сходки и оргии, — старожилы смотрели, спокойно, мудро, знали, что нечисти тоже нужно где-то обитать. Не трогай их, так они вполне сносные соседи.
