Проснулся я посреди ночи, чувствуя, как затекли мышцы от неудобной позы. Повернулся на бок и уткнулся лицом в шелковистую макушку. Мгновенно подскочив, испытал всепоглощающее чувство стыда — я уснул прямо во время нашего разговора с Февронией. Нормальный я человек, да? Палец о палец не ударил, чтобы разместить гостью и позаботиться об ее удобстве и комфорте.
Я даже место в шкафу не освободил, хотя и обещал.
Но греметь сейчас дверцами доисторического шифоньера, перекладывая собственные вещи, было верхом идиотизма. Да и Стрекоза не растерялась — вполне себе удобно разместилась на половине кровати. Даже нашла запасное одеяло.
Слегка поморщился, представляя, какой разнос она наверняка устроит мне утром, а потом вдруг удивленно подметил, что даже если Рони и разозлилась, виду не подала, будить меня не стала, заботливо укрыла покрывалом, поверх которого я и отключился.
Может, и не будет скандалить.
Я не стал раздеваться от греха подальше и вновь улегся в постель, нарочно приблизившись к Стрекозе. Меня манили ее волосы. Слишком отчетливыми были воспоминания их шелковой гладкости, податливой мягкости и нежного аромата, который и теперь забивался мне в ноздри, лишая сна.
Девчонка ровно сопела, лежа на животе ко мне спиной, а густые локоны разметались по подушке. Осмелев, я запустил в них пальцы и закрыл глаза от удовольствия.
Когда-то в далекой юности я мечтал, что вот также запущу пальцы в белокурые кудри Анжелики Кукушкиной, самой красивой девочки в школе. Они всегда притягивали взгляд золотым отливом в лучах солнца и идеальным плавным изгибом. Всегда причесаны, волосок к волоску, аккуратные, блестящие, кукольные.
Анжелика и сама была похожа на куколку. Точеная фигурка, голубые глаза, вздернутый носик. Я влюбился в нее с первого взгляда, когда в восьмом классе наш директор привел на урок физики новую ученицу. Я попал в плен ее прозрачных ясных глаз, потеряв в них самого себя.
И когда-то меня настигло некоторое разочарование, ведь ее волосы оказались на ощупь совершенно не такими, как я себе представлял. Жесткие. Тяжелые. Плотные. Но ведь это такая мелочь для влюбленного. Ведь мы любим кого-то не за какие-либо конкретные качества, а скорее даже вопреки неоправдавшимся ожиданиям.
А Анжелу я любил.
В смысле люблю.
Возможно, это прозвучит смешно, но Кукушкина моя первая и единственная женщина. Не то чтобы я никогда и никого, кроме нее не хотел, или не предоставлялось возможности испробовать чужое тело, просто вопрос верности для меня стоял всегда превыше всего.
Все можно пережить. Все можно простить. И долгое воздержание, и несносные особенности характера, и различие взглядов на многие аспекты жизни. Все. Но только не предательство. Не измену.
Я никогда не изменю любимой женщине.
Но и простить измену не смогу.
А то, что сейчас под одеялом мой член стоит, как часовой на Красной площади, так это временные трудности.
Вполне преодолимые.
И ничего не значимые.
Вот так, перебирая пальцами нежные локоны, которые даже лунный серебряный свет, струящийся из окна над изголовьем кровати, отражали матовым розовым блеском, я, блокировал всяческие эротические мысли, навязчиво возникающие в моей голове картинкой розовой головки члена, опутанного розовым шелком волос.
Я начинал ненавидеть этот цвет.
Цвет моей похоти.
Цвет неправильной, запретной жажды.
Цвет предательства.
Наверное, уже тогда я шестым чувством понимал, что тесное общение с Февронией способно разрушить до основания всю мою прежнюю, казалось бы незыблемую, жизнь, потому что слишком бурно реагировало на нее мое тело и мозг.
Но я упорно отрицал это, даже осознавая, что не в состоянии убрать подальше руки от головы Февронии.
Не девчонка — а чертов магнит!
Однако, незаметно для самого себя все же уснул.
Глава 5Я проснулась от того, что кожа на моей голове болела. Что-то тяжелое навалилось на волосы, беспощадно придавливая их к подушке. Сквозь пелену сна почувствовала теплое дыхание на своей шее и что-то мягкое, щекочущее. Ощущение, будто Бармалей нагло примостился на моей макушке, но проблема в том, что я не дома, и бесцеремонному коту здесь взяться неоткуда.
Но кое-кто бесцеремонный тут все же был.
И он совершенно бесцеремонным образом сопел мне в шею, вызывая мурашки своей густой, ухоженной, как шевелюра первой леди, бородой. Тяжелая рука его обхватила меня за талию и буквально жгла в точке соприкосновения, но еще более бесцеремонно Стас упирался в мою задницу своим твердым достоинством, о размерах которого я предпочитала даже не фантазировать.
Нет, ну каков наглец, а?!
И это внук своей бабушки?!
Сын своей матери?!
Жених своей невесты, в конце концов?!
Глядя сейчас на своего самого любимого мужчину три эти женщины, как минимум, побледнели, испытывая вселенский ужас. Ну ладно, побледнела бы Ульяна Андреевна.
Жанна Аркадиевна принялась бы пить корвалол, причитая, какой позор она испытывает по вине собственного сына, на воспитание которого самоотверженная она положила всю жизнь.
А Анжела… Анжела, наверняка бы вцепилась в волосы.
Мне.
Я моментально вспотела, охваченная волной испепеляющего жара, возникшего то ли от возмущения, то ли от возбуждения и зашкаливающей горячности стройного мужского тела. Почувствовала, как под пижамой напряглись соски, и инстинктивно стиснула бедра.
Еще чего не хватало, Феврония!
Ты здесь не для этого!
Очнись!
И давай уже, как-то выпутываться из объятий без-пяти-минут-женатого и глубоко-влюбленного-в-свою-невесту Калинина!
— Кхм-кхм! Станислав Игоревич! А вы не охренели?
Стас и ухом не повел, лишь крепче стиснул объятия, плотнее упираясь бедрами в мою вмиг сжавшуюся пятую точку и от такого вероломного движения где-то там, под моими пижамными шортами и старомодными трусиками, между плотно стиснутыми бедрами коварно запульсировала маленькая предательская точка.
Словно включился какой-то неподдающийся голосу разума генитальный коннект. Гребанный MagSafe приблизившихся друг к другу тел. (MagSafe — тип беспроводной индукционной зарядки от компании Apple — прим. автора).
— Стас! — завопила я, ощутив дикий ужас, и отчаянно начала брыкаться.
Калинин подскочил, как от удара током. На щеке его виднелась пара отпечатавшихся полосок, а взгляд был по-прежнему затуманен. Да и в целом мужчина выглядел сонным, взъерошенным, помятым и… довольно ошарашенным.
Но в тот момент меня уже понесло.
