Тимофей проснулся от чириканья. Птицы нарушили тишину леса, и волк потянулся, махнул хвостом, глянул на синиц, и те разлетелись, будто смеясь. Тим осмотрелся. Вчера, чтобы не спугнуть Елизавету, он не вломился к ней в дом — сбежал. В образе волка было легче переносить это невероятное, мощное притяжение. И проведя ночь под небом, он уснул беспокойным сном под лапами раскидистой ели.
Ему снился дом, деревня оборотней, мать с отцом, и маленькая девчонка с рыжими волосами, которая ну ничего, абсолютно ничего не умеет из того, что подвластно ему…
Не чувствует запахов леса, не может отследить по следу дичь и постоянно мерзнет…Но зато она всегда очень радовалась ему, весело и задорно смеялась, от чего казалось, что по снегу рассыпалось серебро, и все становилось светлее…
С чего бы это ему приснилась та девочка? Все прошло, забыто, поросло быльем.
Он понес действительно большую кару за то, что вступился за нее перед вожаком. Одиночество – вот его плата. И девочка та давно мертва, мертва…
Тим вскочил, выгнулся и, не чувствуя холода, перебирая лапами по сугробам, добежал до коттеджа, пробрался с заднего хода во двор и в дом вошел уже человеком.
Было раннее утро, но ему не терпелось снова увидеть Лизу. Вчера она млела в его руках, и он понял, что тянуть с объяснениями не хочет. Надо поговорить сегодня, расставить все точки над «i», прояснить ситуацию и каким-то образом предложить, вернее, настоять, чтобы она переехала к нему.
Он даже не хотел думать о том, что это будет выглядеть немного странным – они знакомы всего несколько часов.
Но то, что Лиза вчера спокойно отнеслась к тому, что он подвез ее до места, где она выступала, дождался и доставил до дома, он воспринял как хороший знак. Да что там! Это была полная капитуляция девушки – значит, она в принципе, настроена на какие-то взаимоотношения с ним.
Мучиться в неведении о том, чем она занимается, как проводит время, он не хотел. Он должен быть рядом, вкушать ее прекрасный запах, дурманящий, сладостный и такой домашний...
Ровно до тех пор, пока не выпьет все эти отношения до дна.
Как все волки, Тимофей был лишен дома как такового. А после того, как перешел дорогу рыжему вожаку и был изгнан из стаи, он строил свою жизнь вдали ото всех. И все эти годы, проведенные в холоде и одиночестве, ему было просто необходимо кому-то довериться, сблизиться, разделить с кем-то жизнь.
Однажды он прочитал где-то: каждый нуждается в свидетеле своей жизни. Пришло его время: встретив вчера эту невероятную девушку с синеватым свечением, заметным только ему, Тимофей понял это изречение. Теперь он не хотел жить в тени. Он нуждался в партнере.
Мужчина налил себе кофе, спеша, обжигая небо, допил его и только после этого принял душ.
Выуживая из декоративной вазы в коридоре ключи от машины, он подумал, что, возможно, это последний раз, когда он так свободно гуляет голышом по собственному дому. Лиза не производит впечатление девушки, которая готова оценить такое поведение. От этих мыслей он рассмеялся.
Он нажал на кнопку брелока — и авто завелось от одной кнопки.
Подъехав к ее дому, Тимофей несколько раз порывался подняться, но каждый раз одергивал себя. Помучившись несколько минут, мужчина набрал ее номер.
— Алло? — голос в трубке принадлежал явно еще не до конца проснувшейся девушке.
— Лиза, я жду тебя внизу. Даю десять минут, — щедро отмерил время Тимофей.
— Этого мало, — трубка решила вступить в торг.
— Или я поднимаюсь, и ты можешь вообще не покидать постель. Как минимум неделю.
В ответ на его нешуточное предложение раздался смешок и гудки.
13
Тимофей скривился. Он привык, что в конторе его указания выполняются беспрекословно и без обсуждений. Но тут совсем другая песня. Девушки…
Время он решил не засекать.
Оттого и удивился так сильно, когда спустя пятнадцать минут в проеме подъездной двери показалась Лиза собственной персоной. На этот раз она явно подготовилась к свиданию: каблучки, приталенное пальто, минимум косметики.
Тимофей напрягся, когда она подошла танцующей походкой. И не знал, как поступить: то ли подхватить, затолкать в машину и увезти к себе в дом, то ли обнять и стоять так, скрывая этот хрупкий цветок от всех напастей, то ли целовать до умопомрачения, да так, чтобы небо и земля поменялись местами.
Лиза решила все за него: легко дотронулась до его руки, подняла и опустила опахала ресниц и кольнула игривым взглядом.
И он, словно возведенный курок, выстрелил: одной рукой притянул ее к себе за пояс пальто, а другой тронул шею девушки.
— Ну, здравствуй, — улыбнулся он.
— Да... вчера ты был намного уверенней, — дерзко ответила она перед тем, как он поцеловал ее.
Прикосновение вышло легким и коротким: Тимофей не планировал потрясать ее напором, как вчера. Ему не хотелось спугнуть Лизу, как робкую птичку с ветки, а потому он принял твёрдое решение быть обходительным и спокойным.
Но даже такой короткий поцелуй снова зажег в нем все. Воспламенил кровь, и зверь внутри зарычал, требуя продолжения.
В полупустом кафе мужчина помог девушке снять пальто, сделал комплимент, похвалив ее красивое приталенное платье, умолчав, что больше всего хотел бы увидеть его на спинке стула. Они с удовольствием пообедали выбранными Тимофеем блюдами и к десерту подходили едва ли не лучшими друзьями.
Он жонглировал интересными фактами из своей биографии, много и с увлечением рассказывал о путешествии по городам России, ближнему и дальнему зарубежью, а Лиза слушала и удивлялась: надо же, сколько всего интересного он уже успел повидать. В свою очередь, Соболева мило улыбалась и по большей части давала ему выговориться, а вернее, очаровать себя.
В ответ она могла рассказать только о бесконечных изнурительных тренировках в хореографическом училище, о том, как гудят все ноги после занятий, как трудно снимается мокрый от пота купальник, или как все в ней преображалось, стоило выйти на сцену. Но теперь после травмы колена танцы стали суррогатными — жонглирование горящими предметами отвлекало от неестественности передвижений, от статичной позы. Свою сегодняшнюю работу Лиза считала глупой и ненастоящей. От того ей часто казалось смешным то, как люди восхищались ее танцами.
«Да это не танцы, так, ерунда», — хотелось ей говорить всем и каждому. Но, конечно же, она молчала. Хочется им думать, что это искусство, пусть думают. С таким же настроением она слушала отзывы Тимофея о своем выступлении и почти ничего не рассказывала о себе.
После обеда он довез ее до дома, легко прикоснулся губами к губам и сообщил, что с удовольствием подбросит ее на вечернее выступление. Лиза согласилась и с неохотой дошла до подъезда в одиночестве.
Она знала, что сидя в машине он смотрит на нее – взгляд прожигал лопатки, и отзывался покалыванием в низу живота.
