— Она не хотела тебя обидеть, — подала голос Валери, не прекращая резать помидоры в салат.
— Да ладно тебе, мам. Даже если бы она и хотела, ты бы все равно промолчала, так что давай не будем об этом, а? — резко ответила Мэнди. Поведение сестры ее покоробило.
— Что ты имеешь в виду? — Валери даже подняла глаза от помидоров.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я, мама. Но, знаешь, я приехала сюда отдохнуть и навестить детей, так что давай закроем эту тему.
Тут к ним на кухню вприпрыжку спустился Робби.
— Привет, солнце, как ты? — Он чмокнул Мэнди в щечку в знак приветствия. — Оливия мне только что показала вещички, которые ты привезла детям. Спасибо, детка, очень мило с твоей стороны.
— Не стоит благодарности. — Мэнди улыбнулась. Ей было приятно, что хоть кто-то оценил ее старания.
Робби был явно рад ее видеть, но выглядел усталым. Что-то у них пошло наперекосяк. Робби был довольно симпатичным — высокий и подтянутый, — хоть красавцем его назвать было трудно. Мэнди он напоминал Пола Веллера. Он никогда не носил костюмов и, казалось, особо не напрягался. По профессии Робби был архитектором, причем уже довольно известным, и слава о нем росла. Они с Оливией познакомились, когда его фирме понадобился секретарь со знанием бухгалтерского дела. С цифрами она не дружила, но влюбилась в Робби до безумия, поэтому наврала, что разбирается в бухгалтерии. Наплела с три короба про свои предыдущие места работы, и он заглотил наживку. Потом он, правда, говорил, что, мол, сразу понял, что она врет, но она ему тоже очень понравилась.
У Робби на тот момент была девушка, они с ней встречались пару месяцев, но Оливия понравилась ему с первого взгляда. Тогда она вовсе не была такой приверженкой-маньячкой чистоты и порядка: она была веселой, оживленной, а подчас даже легкомысленной. В то время у нее, конечно, уже проявлялась некоторая жесткость (тут она пошла в маму), но это смягчалось непосредственностью молодости. Оливия была яркой и привлекательной и пользовалась большим успехом у мужчин. В то время она встречалась с Патриком — с ним ей невероятно хорошо было в постели. Но Патрик часто бывал с ней груб, и, забеременев от него, Оливия поняла, что Робби ей нравится гораздо больше, чем она сама предполагала. Робби был с ней очень деликатен, и вскоре они сблизились. Для Оливии было очень важно, что он не обращал внимания на ее руки в синяках и замазанные корректором синяки вокруг глаз. Он даже отвез ее в больницу, когда Патрик в очередной раз избил ее и у нее случился выкидыш. Жизнь у Оливии складывалась непросто, но рядом с Робби ей всегда становилось спокойно и уютно. Робби продолжал встречаться со своей подружкой, и Оливии, как секретарю, приходилось заказывать им столики в ресторанах и билеты для поездок на выходные. Но однажды у нее в голове будто что-то перемкнуло. Она больше не могла себе лгать: Робби был с ней добр и чуток, и она поняла, что влюбилась в него.
Ей неведомы были спокойные отношения. Все ее романы протекали бурно и с надрывом. Она опасалась развития таких, новых для нее, прекрасных отношений, боялась, что однажды ей станет с Робби скучно, и она своими руками разрушит все, что сложилось между ними. А Мэнди была уверена, что сестра повстречала Того-Самого-Единственного, и убеждала ее, что она этого заслуживает и будет очень глупо профукать такой шанс.
И вот в один прекрасный день Оливия собрала свои вещи и сказала Робби, что больше не может работать у него секретарем, что ей слишком тяжело заказывать для него и его девушки столики в ресторанах… и все такое. На самом деле, Оливии было очень непросто решиться на такие слова, и Робби прекрасно об этом знал. Он ее обнял и поцеловал в губы, а потом еще. Он понимал, что ей понадобится какое-то время, чтобы привыкнуть к мысли о новых отношениях.
Теперь, войдя в их оснащенную по последнему слову техники кухню, он потянулся и сказал:
— Ну ладно, мы с парнями договорились встретиться в баре посмотреть футбол. Я пошел.
Он немного постоял.
— Пока, — попрощался он с Валери, но та пропустила его слова мимо ушей, сосредоточенно глядя на разделочную доску и с почти профессиональной сноровкой нарезая огурец.
— Пока, Мэнди! Хорошо тебе посидеть с девочками.
Мэнди обняла его на прощание и, закрыв за ним дверь, обернулась к матери:
— В чем, черт возьми, дело? Что здесь такое происходит?
Валери наконец прекратила маниакально нарезать овощи, посмотрела дочери прямо в глаза и сказала бесцветным, невыразительным голосом:
— По-моему, у него любовница.
Мэнди так и замерла. Валери вытерла руки кухонным полотенцем и продолжила шепотом:
— Я слышала, как он говорил по телефону — какая-то женщина оставила ему сообщение, а мне отсюда все было слышно. Кто бы она ни была, но вокруг было шумно, так что ей поневоле пришлось говорить громко.
— Но это мог быть кто угодно. — Мэнди покачала головой, не веря своим ушам. — Кто-нибудь с работы, например.
— Эта была точно не с работы, — презрительно фыркнула Валери.
— А Оливия в курсе? — только и смогла спросить Мэнди.
— Да кто ее знает! — Валери печально поглядела на дверь спальни дочери. — Она видит то, что хочет видеть.
— А что сделал Робби, когда узнал, что ты слышала сообщение? — Мысли у Мэнди путались. — То есть он что-нибудь сказал? Он знает?
— Не думаю, чтобы он на самом деле знал, что именно я слышала. Но, скажем так, он знает, что я в курсе. Я не лезу в их личную жизнь и, естественно, не собираюсь все рушить из-за какого-то невнятного сообщения, но уверена, Оливия что-то заподозрила. Когда она захочет со мной поговорить, я буду рядом с ней, что бы ни случилось. Чертовы мужики! Сначала вовсю трахают тебя, а потом бросают!
Все это звучало настолько невероятно. Мэнди растерялась. Она не знала, что ей делать: то ли утешить мать, то ли разругаться с ней? Возможно, тут звучали какие-то намеки на папу. Мэнди пришла в ярость. Ведь папа не по своей воле ушел от них — он умер. На кухне воцарилось молчание.
— Ну ладно, хватит об этом. — Валери закусила губу, и в глазах у нее, похоже, стояли слезы. — Обед готов.
Она с гордостью водрузила блюдо со спагетти на великолепно сервированный стол.
— Позовешь девочек?
После обеда Мэнди отправилась в обратный путь. Она едва различала дорогу — у Фигги было что-то не так с обогревом, и ветровое стекло сильно запотело. А дождь лил как из ведра.
Наконец, постояв в бесконечных лондонских пробках, Мэнди добралась до дома. Весь остаток вечера она никак не могла успокоиться. Она чуть не каждую минуту тяжело вздыхала, вспоминая чудесных племянниц и то, как они играли, и думая о том, что брак их родителей разваливается. Мэнди попыталась представить, как бы она себя чувствовала на месте той, другой женщины, которая навсегда разрушила счастливую семью. Вне всяких сомнений, она при этом не была бы счастлива.
