— Молчать, — процедил отец сквозь зубы, — я не для того создавал фирму, чтобы вы разосрали все, по идиоткой ругани.
— Пап ругани никакой и нет, — кривляет губы в ухмылке Кирилл.
— Вот не хотелось бы говорить пап, но здесь, пожалуй, соглашусь с этим человеком, — кивнул на брата, — одним словом, я ушел. Вчера немного перебрал на слете одноклассников. Не голова, а какой-то чугунок, из которого кашу выгребли состоящую из мозгов.
— Пить надо уметь сына, а ты видимо так и не научился, но это никак не относится к делу. И уж поверь, я сам решу, кому и что захочу оставить!
— Отец! — голос Кира сорвался.
— Пап, ты доведешь его до сердечного приступа, посмотри он и так уже седой весь, — заметил я. подойдя к графину с водой, плеснул немного. Сделал глоток, нет это не поможет, надо что-то покрепче.
— Заткнись, — услышал за спиной голос Кирилла, — ты как пятая нога у собаки.
— Кирилл прекрати, говорить такую ересь! — вскипел отец, а я повернулся к ним лицом и хмурясь наблюдаю за происходящем, — твоя мать от таких слов в гробу переворачивается. Она вас так любила. Жаль, что рано ушла, а то бы ты точно схлопотал от нее за свой язык распутный!
— Пап, да не парся. Я не в обиде. И услышь меня в конце концов, не нужны мне деньги, пойми. У меня все хорошо и так. Два игорных дома в LA поверь, приносят мне хорошие доходы, а больше мне и не нужно. В Россию я все равно возвращаться, не намерен, и как по твоему, я буду распоряжаться тем, что ты мне хочешь приписать? — выговорил все практически на одном дыхание, аж голова закружилась. Засунул руку в пиджак, достал платок и … блядь.
— Твою мать… — выдыхаю и тут же сую алые кружева обратно в карман.
— Что такое Руслан? Тебе плохо? Ты что так покраснел? — слышу взволнованный голос отца, а у самого перед глазами вчерашняя ночь, так ясно предстала, что в горле к чертям все пересохло. Беру графин с водой и игнорируя стакан пью жидкость прямо из горловины.
— Сушняк у него, — доносится голос Кира, а у меня, перед глазами, как красная тряпка гандон с засохшей кровью стоит.
Я вчера нажрался так, что даже не помню, кого трахнул, но то что это была не Маха, было очевидней очевидного. Как у меня еще член встал не могу понять? Обычно в таком состоянии я мертвый труп, не больше. А тут такой подвиг совершил, что пиздец. До сих пор яйца в узел сжимаются от предчувствия, что эта девка может объявиться.
Правда мне похер, но тем не менее не приятно, в свои тридцать три, вести себя, как безбашенный придурок, но презик хоть догадался натянуть и то дело.
— Да, сушняк… — подтвердил слова Кира, вытирая тыльной стороной ладони губы, — пап, я наверное у тебя немного побуду, что-то мне совсем херова.
— О, чем речь Руслан, — вскинулся отец, — я вообще не могу понять, как тебе в голову пришла мысль снять квартиру?!
— Пап, я не хотел тебя смущать, да и вообще, отвык уже жить с кем-либо…
— Я, никто-либо. Я твой отец, — категорично заметил родитель, — и вообще, не хочу даже и слышать о том, что ты будешь эти несколько дней, пока находишься в столице, жить в гостинице. А если все же диагноз врачей подтвердится?! И мне действительно осталось жить не так уж и много?!
— Пап, давай без приукрас, ты уж определись, — хмыкнул я, направляясь к двери, — то ли ты помираешь, то ли ты остаешься жив, в любом случае я здесь, так что твоя уловка успешно сработала.
— Руслан, — окликнул отец, и я посмотрел на него, — разговор еще не окончен.
— Пап, на сегодня я больше не выдержу, ваших препирательств, — глянул на Кира, — а тебе брат, хочу сказать только то, чтобы поберег ты себя, выглядишь хуже чем я.
Не дожидаясь какого-либо ответа, вышел за дверь.
В коридоре было немного прохладнее, чем в кабинете и я с облегчением втянул воздух носом так, что в груди стало тесно, а потом… спустя всего лишь мгновение, до моего мозга донесся запах… запах, который я так и не смог с себя смыть сегодня утром под душем. Гребаная свежесть девичьих духов никак не хотела перебиваться гостиничным гелем для душа. Медленно, чтобы не наделать много шума, отрываюсь от двери и принюхиваясь иду по следу.
Нахера?!
Не могу понять, меня как будто магнитом тянет посмотреть на обладательницу столь едкого аромата. Шаг…
Еще один…
И вот я заворачиваю за угол и нос к носу сталкиваюсь с той, которую по всей видимости трахал сегодня ночью.
— Черт, — от неожиданности даже всхрапнул, выплевывая воздух из легких (оказывается все это время я не дышал, даже не заметил этого).
— Ой, блин, ой! Извинитееее… — поворачивается она ко мне лицо, а в руках у нее поднос, на котором стоит графин с водой и стаканами, — … чееерт!
Я не могу перестать смотреть на нее, на ее рот, когда она прикусывает нижнюю губу и у меня возникает желание поцеловать её. Блядь. Не верю что это она! Она же совсем ребенок! Сколько ей, мать твою, лет? У меня в груди сердце ухнуло так сильно, что кажется, чуть ребра не пробило. Хватаю гребаный графин и пытаюсь запить все то, что сейчас рвется наружу. Щеки девчонки из цвета бело-серый неожиданно вспыхнули ярким румянцем и она, кинув поднос на столик, от чего стаканы ухнулись на пол, кинулась прямо по коридору. Хлопнув дверью в конце коридора, запряталась в туалете.
А я так и остался стоять на месте не в силах поверить в то, что даже в этой гребаной ситуации, судьба мне подложила такую свинью, ввиде малолетней девчонки. При виде которой, сука, в штанах случился стояк.
Воду из графина выпил почти полностью, но, увы, запить стояк мне так и не удалось. Поэтому все действия, что я совершил далее, можно было охарактеризовать одни простым словом — спермотоксикоз.
Легким пружинистым шагом (и откуда в моем состоянии взялась эта функция, ума не приложу), подхожу к двери. Тихо стучу.
— Малышка… открой, — призывно прошу ее, но как и следовало ожидать за дверью тишина. Мертвая тишина.
Но ничего в моем-то мозгу, где сейчас главенствует инстинкт отодрать мнимую вчерашнюю любовницу, уже построил план, как точно узнать она это или не она.
— Малышка, открывай… не заставляй меня пойти на крайние меры… — я замолчал.
На что рассчитывал?… наверное на то, что эта девочка, (которая скорее всего работает у моего отца горничной или помогает на кухне, другого не дано) сама надумает в своей голове какую-нибудь чепуху и клюнет на свою же выдумку…
… щелчок и у меня ступор. Дверь приоткрывается и в щель на меня смотрит огромный голубой глаз и немного вздернутый, обсыпанный прозрачными веснушками нос.
— Что вам надо? — шипит она, а я замечаю, что в крыле ее носа сверкнула крошечная кристаллинка пирсинга.
— Поговорить, — отвечаю ей и дергаю за ручку дверь, но девчонка, хоть и мелкая, а держит ее сильно.
— Мне с вами не о чем говорить, — продолжает полушипеть она не глядя мне в лицо.