— Ну что ты, — похлопал я его по шее, улыбаясь.
Красный кристалл вырос огромным, а вокруг торчали маленькие желтые. Цокот от когтей Тоджа приблизился к ним, долетел и отразился хохотками. Мальчик опрометчиво крикнул на них, и из ущелья эхом понеслись ехидные насмешки. Я тоже тихо засмеялся. Когда-нибудь до наивного ящера дойдет, что кристаллы звенят в ответ на звук, а их эхо напоминает хохотки, тоненькие и противные.
— Ладно, давай уже, беги, — сжав крепче поводья, разрешил я. Он мгновенно сорвался с места.
Мерцающие кристаллы облепили стены, стелились по земле, сужали проход, ловили нас в свои отражения и назойливо смеялись нам вслед. Цветное сияние густело, пестрило. Соггоры верят, что в них навеки заключены души предателей.
Во время войны Предков за долину Пылающего тумана ожесточенно воевали. Священные кольца тогда переносили мгновенно, обеспечивали фронты провизией и при необходимости безопасным отступлением. За каждое кольцо проливали реки крови.
В одной из битв командующей союза Справедливости стала невероятно красивая человечка, Танфала, поразившая всех своими могущественными ведьмовскими силами и прозорливым умом. Ее младшая сестра, Каргона, всегда находилась рядом с ней. Она обладала силами попроще, красотой скромнее, а уму не хватало находчивости, сообразительности. Зависть разъедала молодое нутро, множила обиду.
Ночью, перед сражением с союзом Возмездия, Каргона предала старшую сестру. Предала всех соратников. Подкупленная высокой должностью, рассказала шан’ниэрдам все, что знала, а знала она немало. Показала на карте лагери, скрытые и затаившиеся в засаде. План Танфалы был прост, но обещал победу. Ночью группа бесшумных эльфиоров должна была обойти врага с тыла, а на рассвете беспрепятственно пропустить его в ущелье. На другом конце поджидала бы армия Справедливости. Эльфиоры отрезали бы путь отступления: перебили бы караульных, разлили жгучее масло и подпалили его. Целители укрыли бы щитами армию, а драконы пролетели бы над ущельем, убивая врага.
На рассвете сошлись в ущелье Справедливость и Возмездие. И среди командующих шан’ниэрдов Танфала увидела Каргону и поняла, что битва проиграна, даже не начавшись. Головы эльфиоров были насажаны на пики. Шан'ниэрды несли их впереди, высоко поднимая над собой; с длинных ушей свисали трубочки поющего растения. Ветер играл ими, и они переливчато звучали, привлекая внимание. Разорванные знамена из спрятанных лагерей Справедливости украшали стены ущелья, а над ними продолжением скал возвышались мертвые драконы.
Разгневалась Танфала и прокляла всех предателей: обрекла их на вечное любование собой. Закрепила проклятие кровью из сердца младшей сестры и своей смертью. Растеклась ее сила по всему ущелью, и каждый умерший в той битве, кто хоть раз в жизни предавал из зависти, обращался в красивый кристалл. Теперь живут они вечно в ущелье, любуются собой, соревнуются великолепием, бездумно насмехаются над всеми, кто приходит сюда, а стоит их вынести за пределы ущелья, как начинают они плакать о разменянной жизни на мелочь. И вся красота обращается в слезы, а ветер возвращает невесомые души обратно в ущелье.
Жаль, что кристаллы в самом деле превращаются в соленую воду, если их вынести за пределы ущелья. В простонародье их зовут бабьими слезами. Ане бы они понравились. Возможно, когда-нибудь Елрех приведет ее сюда. Я не мог рисковать. Пусть лучше не знает о тайниках. Если девочку поймают, она не выдержит пыток. Кажется, с ними Аня вовсе не знакома.
Мы оставили ущелье позади. Тодж радостно завопил, распугивая птиц и понесся через низину к лесу. Руины древней деревни у опушки тонули в зарослях крапивы и лебеды. Я спрыгнул с Тоджа. Старый колодец давно иссох, покрылся трещинами и частично осыпался. На дне медленно и неминуемо рос слой земли. Я перегнулся, заглядывая внутрь. Отковырял кинжалом камень и вытащил ключ от тайника. Тяжелый и немного покрылся ржавчиной.
В дремучем бору опять пришлось спешиться. В здешние места немногие осмеливались заглядывать — опасный лес: различная нечисть издавна облюбовала его и часто устраивала потасовки между собой за каждый кусочек территории. Вот и сейчас Мивенталь шелестели подлеском, трещали сосновыми шишками, гудели полыми стеблями вой-травы, предупреждая об опасности. Прогоняют меня. Что их тревожит?
Еще метров двести вперед — и меч станет бесполезным. Деревья растут плотно — не позволят замахнуться. Тодж крался рядом, вытягивая шею и всматриваясь в заросли. Я легонько хлопнул его по боку и прошептал:
— Разведывай, малыш.
Он еле слышно проворковал и бесшумно исчез в кустах. Я вытащил из ножен кинжал и, стараясь не издавать шума, направился вглубь.
Лес темнел, ветер гонял сырой воздух. Сосны вытягивались выше, поваленные деревья встречались чаще. Подошвы сапог мягко касались густого мха, усыпанного колючками и листвой. Отовсюду доносился треск и шелест. Мельтешение листвы вызывало легкое головокружение. Густая паутина свисала лохмотьями на ветках. Кое-где растягивалась белым покрывалом от ствола до ствола, занимая весь проход. Ее нельзя смахнуть или спалить. Она будто живая: умеет тушить огонь и тянется к теплой, мягкой плоти. Стоит только прикоснуться, как густые ворсинки врастают в тело и превращаются внутри в крепкие крючки, которые смыкаются прямо под кожей. Увязнуть в ней — секундное дело. Она тащит жертву на себя, пеленает и приклеивается намертво. Срезать ее с угодившего в ловушку — значит, снять с него кожу.
За Тоджа беспокоиться не стоит, он ни при каких обстоятельствах сюда не приблизится. От тлетворных пауков разит гнилью. Я остановился, крепче сжимая кинжал и разглядывая одного из них. Он висел на сосновой ветке, зацепившись за нее длинными лапами-палками. Чахлый, серый, с медным оттенком на блошином брюхе. Когда нажрется, растолстеет. Я оценил размер кинжала — две ладони — брюхо паука побольше. Значит, совсем взрослый. Оглянулся вокруг: паутины много, молодняка не видно. Сколько особей в лесу? Неподалеку глубокий овраг. Уверен, гнездо там. Чистить лес от них все равно что против саранчи с сачком из травы выходить. Придет нечисть страшнее, и сама отвоюет этот участок леса, чтобы ничего не угрожало потомству.
Пауки проспят весь день, а ночью их придется обходить стороной. Лишний крюк. До поляны с тайником рукой подать. Я шагнул дальше, огибая паутину. Три дерева в ряд были обтянуты плотными нитями, с другой стороны та же картина. Над узким проходом низко висел паук. На корточках проберусь. Я опустил взгляд и подобрался. Волк прижался к земле и скалился в беззвучном рычании. Прижимая уши к голове, он прополз под пауком ближе ко мне. Клыки блестели, в зеленых глазах сверкала угроза.
— Мивенталь? — прошептал я, разглядывая одно из их обличий.
К тайнику нужно успеть сегодня. К нему можно подобраться только в полнолуние. Если не этой ночью, то придется ждать целый период. У меня нет столько времени. Почему лесные духи, зная об этом, гонят меня?
Рык раздался справа. Совсем близко. Я повернулся, прислушиваясь и отступая в тень. Это не Тодж и не Мивенталь.
Двухголовая кугида мелькнула бурым панцирем в кустах. Тяжело выползла, словно не умела нестись быстрее пустынного гепарда. Задрала тупорылый нос, приоткрыла черепашью пасть. Попробовала воздух длинным языком на вкус — Мивенталь потерлись мягким боком о мою ногу, мгновенно скрывая запах. Белые глаза твари высматривали безопасный путь. Увидев свободный от паутины участок, она поползла к нему, оставляя за собой черный мох, разъеденный ядом. На когтистых мощных лапах переливался желтым цветом знак подчинения, на конце толстого хвоста крепко сидело шипастое кольцо из драконьего железа.
