— Думаешь, доедет? — С сомнением спросил тот. — Одинокая красивая девушка, чужестранка, без герба и защиты… По пограничью, охваченному войной…
— Думаете, доедет не дальше первой же таверны? — Арне спрашивал, но голос его звучал утвердительно. Если так посмотреть, ответ он и сам знал.
— Главное, что думаешь ты. — Покачал головой старик. — Опять же, если доедет, кем она будет для твоей матери? Рабыней? Служанкой? Лишним ртом?
— Я бы написал. Попросил бы присмотреть… — Арне не договорил, и сам понимая, насколько по-детски все это звучит.
Постепенно в его голове зрел план: чтобы обойти командующего в дележе добычи, надо просто не доводить дело до дележа. Только сказать это было легче, чем сделать.
— Знаешь, сын мой, — вывел его из раздумий голос храмовника, — на твоем месте я бы очень хорошо поспрашивал пленных, кем на самом деле является эта девушка.
Может статься, что она — отпрыск какого-нибудь знатного, по их меркам, рода. Сам говоришь, что крепость до недавнего времени охраняли люди князя. И если я прав, обижать ее не стоит. Зачем наживать себе лишних врагов на границе?
— Можно подумать, тут у нас раньше были друзья. — Проворчал Арне, снова раздраженно потирая виски. Головная боль, на время приглушенная другими заботами, снова давала о себе знать.
— Хм-м. — Храмовник только неопределенно хмыкнул в ответ. — Ладно, Арне, я попробую завтра поговорить с Его Величеством. А ты позаботься, чтобы никто раньше времени не проговорился о твоей пленнице. А сейчас иди спать, время до утра у тебя еще есть.
Вернувшись к своей палатке, Арне на миг задержался у входа. Не зная, чего ожидать, он медлил. Если честно, в этот момент он обрадовался бы даже известию, что пленницы воспользовались его беспечностью и сбежали. Одной заботой было бы меньше. Хотя, куда может сбежать девушка, мечущаяся по постели в горячке? Правильно, никуда. Поэтому надежду на избавление в такой способ можно отбросить.
— Горячка! — осенило Арне. — Надо будет сказать знахарке, чтобы завтра не спешила сбивать жар. И волосы пленнице пусть запутает, может, даже кожу чем-нибудь намажет… Вряд ли кто-то из вышестоящих позарится на полутруп.
Однако, и этой надежде не суждено было осуществиться. Подбежавший оруженосец поспешил доложить, что пленница очнулась. Он уже сгонял подвернувшегося рядового к ручью за водой и даже успел сбегать к обозникам за едой для всех.
— Ты говорил кому-нибудь, зачем тебе столько? — С тоской в голосе поинтересовался Арне, глядя на полный котел похлебки, который гордо показал ему мальчишка.
— А то! — Веселый голос Тиза, выходящего из-за палатки, заставил Арне вздрогнуть. "Совсем раскис," — мысленно упрекнул себя парень, — "так и врага проспать недолго".
— Та-ак, давай по-порядку, — снова обратился он к смутившемуся Отто, — кому и что ты говорил? Дословно.
— Да ничего такого, господин! — Парнишка вспыхнул, словно его облили кипятком. — Ребята только спросили, зачем Вам такая дохлятина? Толку с нее… На что только позарились? А я сказал, что ничуть она не дохлятина.
— И похвастался, что там: "Глазища — во-о! Косища — во-о!.." — Мстительно добавил Тиз, который редко упускал случай поддеть мальчишку за излишние услужливость и подобострастность к начальству.
Отто шмыгнул носом, растерянно поглядывая то на одного брата, то на другого. — Я что-то сделал не так, господин?
Арне на миг прикрыл глаза и снова потер виски. Открыл было рот, чтобы высказать балбесу все, что он думает по поводу сплетен в обозе, но вовремя вспомнил, что Отто служит у него всего второй месяц. И что этому мальчишке, если так подумать, сидеть бы еще дома в его тринадцать, если бы мать не упросила взять с собой в поход сына дальней кузины… Трижды прокляв себя, что согласился помочь попавшей в нужду родне, Арне выдохнул и сказал.
— Ничего страшного, Отто, я тебе потом объясню, что ты сделал не так. А пока просто запомни, что мои дела ты не обсуждаешь ни с кем и никогда. Понятно?
— Да, господин! — Шмыгнул носом совсем уже раскисший оруженосец. — Но я же только не хотел, чтобы про Вас глупости болтали…
— Пусть лучше болтают глупости, чем обсуждают мои дела. Понятно? — Еще раз повторил Арне, сам удивляясь своему терпению.
— Да, господин!
— Пленниц кормил?
— Еще нет, господин. Не успел.
— Ладно. Тогда занеси им миску с едой, и мы давайте тоже ужинать.
Некоторое время у костра раздавалось только мерное постукивание ложек по мискам. Арне разговаривать не хотелось, Тиз прекрасно видел, что голова у брата занята чем-то важнее пустых разговоров, а Отто просто еще не получил право без спросу открывать рот в присутствии взрослых. И только тогда, когда провинившийся оруженосец рысью умчался к ручью мыть посуду, Тиз решил начать разговор.
— Арне, я надеюсь, ты не наделаешь глупостей из-за этой вендки?
— Ты сейчас о чем? — Притворился, что не понимает, старший брат.
— Именно о том. — Тиз вздохнул, а потом начал тихо увещевать Арне. — Ты пойми, мне тоже ее жалко. Мне их всех жалко. И вообще, не понимаю, что за радость гоняться за девками по горящему селу, если за пару медяков в трактире можно получить все то же самое, но без лишней беготни.
Но, Арне, всех не спасешь. А что будет с мамой, с Имке, со мной, с этим мальчишкой Отто, в конце концов, если тебя обвинят в попытке бунта? Я же вижу, что ты с обеда только и думаешь, что об этой девахе. А о нас ты подумал?
— Подумал. — Вздохнул Арне. — Тиз, я только о вас и думаю. И так последние десять лет. Как раз тогда, когда смотрю на эту вендку, я об Имке и думаю. А если бы наша сестра оказалась вот так, в горящей крепости? Мы же сейчас о благородной девице говорим, а не о какой-то трактирной девке.
— Мы о вендке говорим, а не о Имке. — Скривился Тиз. — У нас благородную девицу никто одну за околицу не выпустит, и на границе в горящей крепости не оставит. Ее всегда есть кому защитить… — Тиз посмотрел на брата и замолчал.
— Тот луг, — начал Арне скучным, бесцветным голосом, — что начинается сразу за молодым дубняком, предназначался в приданое за Имке. Отец купил его когда-то за материно приданое и сразу объявил, что отдаст его за старшей дочерью, если такая будет.
Когда отца привезли на телеге, ты, наверное, этого не помнишь, но ты расплакался и убежал. Побоялся даже взглянуть.
— Мне тогда шесть лет было. — Смущенно пробормотал Тиз.
— Умгу. — Арвид продолжал все так же размеренно, словно читал из книги. — А Имке — еще и года не исполнилось. Мать тогда сама не своя была, закрылась в спальне и выла целыми днями. Бабка боялась, что та умом тронется. Как раз тогда и приехал сосед, привез кучу долговых расписок, которые, якобы, отец написал перед походом. На луг, на поле, что у реки, на породистого жеребца из конюшни (ну, знаешь, того, что он у какого-то рыцаря с Юга на два трофейных доспеха выменял, я рассказывал тебе).
