— Да вы что! — испугался конюх. — Вы никому не скажите такого… Я наоборот!.. Я лошадей его спасал, сам чуть не того… не погиб!
— Тогда смело и рассказывай!
Кубасов почесал щеку, покряхтел, повздыхал.
— Я как раз прибираться заканчивал после вечерней выгулки… — начал он. — Это суббота была, по субботам я Злодея и Пегаса с Моникой вывожу… Моника хромать начала, я ей того, бабки костяной мазью обтер и ветошью намотал, а то у ней артрит от холода кажный раз обостряется…
Лис ободряюще кивнул. Ему сто лет не сдалась лошадь Моника с ее артритом, но в таких случаях лучше не перебивать.
— Ну там, как обычно — попоны развесил, протер где надо, навоз, то-сё, лампочку в сбруйной заменил, в солярии тож… У Креста для лошадей даже солярий специальный был, во как! — Конюх с гордостью глянул на Лиса. — Во-от… Последнюю тачку с навозом вывез, там яма специальная огорожена… А назад возвращаюсь, вижу — огонь! Такие факелы — раз, два, как из огнемета! И сторожка горит, где охранники! Я было кричать, а потом заметил: фигуры какие-то бегут, они на фоне пламени выделялись… Ну, и я того, струхнул маленько…
Кубасов отер губы ладонью, опасливо посмотрел на Лиса.
— Кого-то конкретно разглядел? — спросил Лис. — Лица, рост, одежда? Что-то необычное?
— Не-е. Просто фигуры. Черные такие. Темно было, а у нас только главные ворота освещались, дорожка и крыльцо у дома…
— Хорошо, — кивнул Лис. — Дальше.
— Ну, а дальше я про лошадей вспомнил, конечно. Там метров тридцать от сторожки, ветрено было, а у меня сено как-никак… Вернулся, стою, соображаю. Злодей в деннике бьется, волнуется, я ему хлеба дал… И тут слышу, от главного дома звук такой, словно там уронили что-то большое. И сразу дымом потянуло, а еще окна все погасли, и весь свет вырубился. Только от горящей сторожки светло было… Но потом в доме тоже светиться стало, в окнах. Пожар там начался. И стекла стали вылетать. И тогда я услыхал, как стреляют, много выстрелов. Люди какие-то выпрыгивали оттуда, кто-то горел, катался по земле… А потом затихло. Потом ворота открыли, машины заехали. Четыре машины. Они встали недалеко от дома, но мне не видно было, потому что как раз за флигелем. Что-то грузили туда, кажись. А потом уехали. Я обождал еще для верности, облил водой из «керхера» крышу конюшни, чтоб искры не залетели… А потом побежал к Пучковым, ихний дом ближе всех…
— Зачем? — спросил Лис.
— Пожарную вызывать, — сказал Кубасов. — Только они уже вызвали, Пучковы. И милицию тож.
— А ты что?
— Пошел обратно. Там вся деревня собралась, кто дом тушить помогал, кто просто смотрел. Кто-то крикнул, что Креста убили… Калашникова то есть. Я тогда хлеб весь роздал лошадям, со Злодеем попрощался, с Моникой. И пошел оттудова. Дома вещички собрал, деньги взял. Дошел до вокзала, сел в автобус и уехал…
Лис увидел, как из здания ГАИ вышла блондинка в белом костюме в сопровождении милиционера, они направились к штрафной стоянке. Блондинка что-то возбужденно объясняла, размахивая руками, милиционер улыбался.
— Кто был в доме у Креста в тот вечер? — спросил Лис. — Что там вообще происходило?
— Гулянка какая-то была, — сказал Кубасов. — Я в эти дела не вникаю, нам, обслуге, любопытствовать запрещено… Но весь вечер подъезжали на «мерсах». На дворе за конюшней было полно машин, там гостевая стоянка. Говорят, потом, после всего, они так и остались стоять, никто за ними не пришел. Всех поубивало.
— Кого-нибудь из гостей видели? Сможете опознать?
— Нет.
Салон приятно охладился, пахло озером или даже морем. Кубасов смотрел в пол и теребил рукой штанину на колене. Потом неожиданно широко зевнул и оглянулся на Лиса.
— Да вы ж поймите… Они там у себя, в хозяйском дворце, пьют, гуляют, дела решают разные. А я кто? Я — конюх, мое дело навоз убирать и за лошадьми присматривать. Меня туда и не пустит никто. Как крепостных в барские дома не пускали…
Похоже, он не врал. Или врал, но очень искусно. Как артист. А артистом бывший конюх не был… Кем угодно, только не артистом. Может, он сбежал сразу, как только начался пожар. Может, даже успел стащить под шумок что-нибудь — лошадиную сбрую или ту же «керхеровскую» мойку. Но видеть никого он не видел, это правда. И здесь им обоим очень повезло.
Лис вздохнул, достал из перчаточного ящика бланк повестки, быстро заполнил и отдал Кубасову.
— Возвращайтесь в ГАИ, Виталий Андреевич. Завтра придете ко мне, оформим протокол допроса.
— Я могу идти? — Кубасов с удивлением посмотрел на него.
— Да. Только не пускайтесь больше в бега. Убивать вас никто не собирается, но вы проходите по делу как свидетель. А за уклонение от дачи показаний предусмотрена уголовная ответственность. Это куда реальней, чем киношные разборки.
— Во как! — Конюх внимательно рассмотрел повестку, аккуратно сложил ее и спрятал в карман. — И сколько дают?
Лицо его расслабилось, в глазах мелькнула улыбка.
— Мало не покажется! — в тон ему ответил Лис и отщелкнул блокиратор на дверце.
Конюх открыл дверь, перекинул ноги наружу, в зной. Задумался.
— Пашка Пучков тогда скутер со двора угнал, — сказал он, оборачиваясь. — Это еще до того, как пожарные приехали… «Хонда», кажись. Я сам видел. Это нужно будет говорить?
— А сколько ему лет, Пашке? — спросил Лис.
— Пятнадцать было… То есть шестнадцать уже.
— Ну и Бог с ним! Кресту скутер больше не нужен, а пацан хоть покатается, — сказал Лис. — Будем считать, что ваш Пашка спас имущество от огня.
— Точно! — Кубасов обрадованно закивал головой.
Но выходить по-прежнему не торопился.
— Что-то еще? — спросил Лис.
После сильного нервного напряжения, когда все тревоги оказываются позади, допрашиваемые иногда скатываются в приступы «навязчивой искренности». Чаще всего в такие моменты мелют полную чепуху, не имеющую отношения к делу. Но бывает и наоборот.
Лис завел двигатель, повторил:
— Что-то вспомнили, Виталий Андреевич?
— Да, — проговорил Кубасов. — Там кто-то живой еще оставался. Человек какой-то.
— Где? — Лис насторожился.
— В доме. Пожар уже горел вовсю, а эти, которые стреляли, уехали… Я боялся близко подходить, правое крыло все в огне было. Тихо так стало. А потом он на крыльцо вышел… Постоял-постоял. Что-то швырнул на землю. И пошел в сторону города.
Лис молчал, продолжая держать руку на ключе зажигания. У него вдруг испортилось настроение. Все пошло прахом. Вот так, в искреннем порыве, Кубасов своими руками копал себе могилу… Может, не только себе.
— Как он выглядел? — спросил Лис.
— Да никак… — Кубасов поежился под его колючим взглядом. — То есть… Ну, мужик, вроде, не баба. Не высокий, не низкий, обычного роста. Вот как вы… Или я. Ну, шатался немного. Как пьяный или типа того…
