Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
Зверюги, отпущенные погулять, так и не разошлись в разные стороны, а принялись играть во что-то свое, лошадиное, прямо на воде. Они то гонялись друг за другом, то поднимались на дыбы и ржали, то скалились и напрыгивали — и явно получали от игры несказанное удовольствие.
— Похожи, — согласился Дайм. — Никогда раньше не видел Шутника таким.
— Он же единорог?
— Безрогий, — улыбнулся Дайм, — но это не мешает ему бодаться.
— Знаешь, я никогда раньше не ходила на свидания. Мне нравится.
— Мне тоже. Я говорил тебе, что ты — самая прекрасная девушка на свете? Моя нежная Гроза…
Она покраснела и уткнулась ему в плечо. А Дайм осторожно вынул из ее волос шпильки, позволив им рассыпаться ночным шелком, и взял ее лицо в ладони, заглянул в глаза. Светящиеся волшебным лиловым светом, словно звездные фиалки.
И, забыв, что такое важное хотел ей сказать, поцеловал.
В первый миг его пронзило привычной болью, рожденной печатью, а в следующий он забыл и о печати тоже. Боль осталась где-то на заднем плане, совершенно неважная. А вот Шу… ее нежность и доверие, ее искреннее желание и жадность, с которой она отвечала на его поцелуй, прижималась к нему…
Кажется, он выбрал не лучшее место для серьезного разговора… еще бы вспомнить, какого именно разговора и зачем он вообще нужен… А, потом, все потом!..
Дайм чувствовал себя неуклюжим шестнадцатилетним мальчишкой, распутывая застежки ее платья, изучая губами ее обнаженные ключицы и бьющуюся на горле жилку. Он впитывал ее нетерпеливые стоны, сам стонал от неловких касаний ее пальцев и ладоней. Они путались в ненужных одеждах и друг в друге, тихо смеялись над собственной неловкостью и снова целовались, и шептали какие-то глупые нежности. И ни одному из них не пришло в голову избавиться от одежды так, как это делают шеры. Почему? А, неважно, просто это было так… волшебно? Искренне? И до сумасшествия ярко и сладко. Именно так. Именно здесь, на крохотном островке посреди ночной реки. Именно с ней — невероятной, единственной…
До тех пор пока она, уже обнаженная, не потянула вниз последнее, что на нем осталось, и не остановилась в недоумении.
Проклятье. Как он мог забыть, что он только во сне — неутомимый любовник, а в реальности… Проклятье!.. Чтоб он сдох, этот любящий па…
Дайм покачнулся от вспышки боли, и следующей — еще сильнее. Обвивающие его щупальца заклятий сжались, остановили сердце и дыхание. Он упал на колени, не в силах хотя бы что-то сказать.
От Шуалейды дохнуло недоумением и ужасом: она увидела, все увидела. И замерла, не понимая — что же делать…
Всего на миг, но за этот миг Дайм успел констатировать крайнюю степень собственного идиотизма и попрощаться с жизнью. Что ж, она была короткой, зато насыщенной, и заканчивается на ужасно глупом, но прекрасном моменте.
— Даже не думай, — зло оборвала его Шу, и щупальца печати разжались.
Сердце снова забилось. Дайм смог наконец-то вдохнуть. И шепнуть:
— Прости, я полный идиот, — и уткнуться лицом ей в живот.
— Это и есть твое проклятие, да? — тихо спросила она, тоже опускаясь на колени и заглядывая ему в глаза.
Больше всего на свете ему сейчас хотелось оказаться на Потустороннем континенте. Где угодно, лишь бы не испытывать этого отчаяния и унижения. Боги, какой же он идиот! Забыться и едва не сдохнуть на свидании с любимой, на это способен только полный анацефал.
Впрочем, у него по-прежнему все шансы сдохнуть. Ведь ответить на ее вопросы — это значит самому раскрыть тайну печати. А это — второе смертельное «нельзя» после нарушения прямого приказа императора.
— Я не могу тебе сказать. Ты же сама видишь… — ему даже говорить было трудно от стыда. — Я… я не могу, прости.
Прозвучало настолько откровенно — и точно, шис дери папочкину фантазию! — что сдохнуть захотелось почти нестерпимо. Признаться любимой женщине, что ты не способен ее любить…
— Перестань, мне трудно это держать, — тихо пожаловалась Шу.
Только тут Дайм решился поднять взгляд.
— Сейчас пройдет, — твердо пообещал он, усилием воли отрешаясь от эмоций. Всех эмоций. И отводя от себя ее руки. — Я… не должен был… проклятье!
— Это сделал твой брат?
Дайм покачал головой.
— Кто? Скажи мне, я…
— Убьешь его, если продолжишь расспросы, — прозвучал где-то рядом голос, похожий на рокот пламени.
Глава 4. Глаза Ургаша
Клянусь служить Тебе в жизни и смерти, Темный Хисс. Отныне я раб в воле Твоей, перчатка на руке Твоей и проводник душ Твоих.
Канон Полуночи Хотелось убивать. Долго, жестоко и кроваво. Шисов предатель рядом с проклятой сестренкой выглядел таким счастливым, что ей постоянно представлялось, как она вцепляется ногтями ему в лицо и срывает с него идиотский восторг вместе с кожей.
Как жаль, что нельзя этого сделать! Но когда-нибудь у нее получится. Обязательно получится. Не будь она Суардис!
Кинув поводья какому-то особо прыткому воздыхателю, Ристана спрыгнула с лошади прямиком в руки Сильво, отмахнулась от фрейлин и быстрым шагом направилась к себе. Она не могла больше притворяться. Ни секунды. Тем более шисов ублюдок все равно ей не поверил, как она ни старалась.
Как он посмел? Как?.. Чего ему не хватало, сукину сыну? Разве она не красивее и не умнее сестры? А Бастерхази? Неужели он думает, что она верит в его наглую ложь? Он — такой же, как шисов ублюдок Дюбрайн. Увидел одаренную самку — и потерял последние мозги, словно весенний кот. И еще смеет уверять Ристану, что по-прежнему думает только о ней и действует только ради ее блага.
Мерзавец.
Сукин сын.
Наплевал на ее чувства, растоптал, унизил, оставил в одиночестве… а ведь она его любила! Любит до сих пор, будь он проклят!
Ристана кинула злой взгляд на графа Сильво, отворившего перед ней дверь будуара и отступившего в сторону. Деликатный, дери его Мертвый! Как будто ей поможет его шисова деликатность. Как будто ей нужна его скучная любовь.
Не утруждаясь улыбкой, Ристана сделала Сильво знак следовать за ней. И, швырнув веер и перчатки в шарахнувшуюся от нее камеристку, упала в кресло перед туалетным столиком. Большую часть его занимали не баночки и флакончики с притираниями, а зеркало. Старинное, в массивной бронзовой раме с прихотливыми завитушками.
— Все вон, — велела она камеристке и дежурной фрейлине и чуть мягче добавила: — А ты останься со мной, Сильво.
Не обращая больше внимания ни на кого, Ристана повернулась к зеркалу и принялась рассматривать свое отражение. Это успокаивало. Словно жгущая ее ненависть вытекала из нее и впитывалась в отражение, делая его еще прекраснее.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
