Книга Джастисмен - То Сону

Третьим убили журналиста рубрики «Жизнь общества» одного известного электронного СМИ: его статья про Опарыша когда-то прогремела на всю Корею.

Броский заголовок «ШОК! Город утопает в нечистотах!» мгновенно привлек внимание читателей, и историю, которая до того бродила по форумам и личным страничкам, стали обсуждать повсеместно.

Даже те, кто саму статью не читали, что-то про нее да слышали. «Не из-за таких ли «опарышей» вечно запакощены наши улицы?» – с горечью вопрошал журналист. Не жалея красок, он расписывал, как безответственные пьянчуги вроде этого при попустительстве равнодушного общества уродуют город. «Может ли полиция бороться с такой напастью, если преступники отделываются символическим наказанием и несут одну лишь административную ответственность? А если посмотреть на дело непредвзято, то ведь тут уголовно наказуемое хулиганство!» – заключал автор статьи.

На фотографии, сопровождающей статью, был Опарыш, развалившийся посреди нечистот. Раньше официальные СМИ этой фотографии не публиковали. Под ней, правда, было написано, что она в чистом виде иллюстративная и к описываемому происшествию не имеет никакого отношения, но легко было догадаться, что на ней запечатлен именно герой статьи. После этого сделавшийся притчей во языцех Опарыш и получил от брата жесткий совет поскорее убраться в деревню.

Если честно, журналиста Опарыш не интересовал совершенно; на успех статьи он не рассчитывал, а потому внезапная удача и возможность получить премию от редакции его очень порадовали. Оглядываясь назад, он вполне мог сказать, что в тот день вытащил счастливый билет, о котором не смел даже мечтать.

Самые тяжелые для журналиста дни – это когда в обществе тишь да гладь. Редактор ждет острых тем и новостей, да и самому журналисту не терпится увидеть свои статьи в топе новостной ленты, но Интернет переполнен примитивными постами обычных людей. Посты эти ни о чем, но их больше, чем бомб, сброшенных на Дрезден, и профессиональные материалы оказываются погребенными под этой мусорной лавиной. В общем, нашумевшую статью про Опарыша журналист писал отнюдь не из чувства гражданского долга: просто его достали бесконечные попреки и нотации редактора.

Долг журналиста – нести людям правду, но кому она интересна, эта правда? Чтобы добиться популярности, ему приходится потчевать читателя байками, которым так же далеко до правды, как древней легенде о лунных зайцах до научно доказанной истины. Журналистика свелась к работе рекламщика, который старается придумать как можно более яркое объявление. Редактор требовал, чтобы заголовки обещали сенсацию, бросались в глаза и возбуждали эмоции. Тема и качество были на десятом месте и никого не волновали. Главное – это клики пользователей: заголовок должен быть таким, чтобы всякий захотел кликнуть по нему и открыть твою статью.

Когда-то журналист мечтал работать в лучших корейских СМИ и свято верил, что журналистика призвана спасти мир. Но время шло, постепенно он осознал, что в джунглях современного общества благородством и честностью признания не добьешься, и мало-помалу приспособился. Другого выхода у него не было.

Что остается от твоих убеждений, когда ты понимаешь, что тебе нечего есть? И он работал, чтобы жить, чтобы заработать себе на плошку риса. В обед покупал на улице дешевые пирожки в форме карпов, ел их на ходу и думал: «Зачем надрываться, если ты не владелец популярной газеты?» За статейки ему платили сущие гроши, и, в конце концов, он стал подрабатывать в своей же редакции накруткой кликов.

Прошло несколько лет. Он сидел однажды вечером в одиночестве в какой-то забегаловке на рынке Кванчжан, жевал фасолевые лепешки, запивал их рисовой брагой и равнодушно глядел на аппетитные блюда, освещенные тусклыми лампами, а то разглядывал прохожих, которые невольно оборачивались на соблазнительный запах и, просветлев лицом, шли дальше.

А думал он о том, какой легкой оказалась метаморфоза. До определенного момента он полагал, что просто подчиняется силе обстоятельств. Но потом понял, что дело не только и не столько в обстоятельствах.

Он получал гроши, но даже ради такого заработка ему действительно пришлось измениться. Точнее даже так: пришлось сбросить маску благородства и стать самим собой. Пока он получал образование, ему внушили, что такое «хорошо» и что – «плохо», и какое-то время он искренне считал себя человеком, который живет «правильно». Но это была всего лишь маска, иллюзия.

Он выбрал профессию журналиста, желая быть на правильной стороне. Тогда он думал, что опасной болезнью поражено общество, а теперь осознал, что болен он сам. В него словно ударила молния, и ему стало ясно, что мир не принуждал его принять эту никчемную суетливую жизнь, нет, он просто-напросто сорвал с него маску.

Он не изменился, нет, он просто вернулся из прекрасного далека в свое природное состояние, лишенное благородства и красоты. Сколько понадобилось времени, чтобы это признать? «Моя жизнь ничем не пригляднее пола в этой заплеванной харчевне», – усмехнулся он, допивая бражку. Он встряхнул бутыль, убедился, что бражка – всё, закончилась, и, тяжело, с присвистом вздохнув, поднялся с места.

Когда-то он мечтал уподобиться парящему в синеве орлу. А сам уже много лет шнырял, точно крыса, по замызганному полу и рылся в гнилых отбросах. Но, наконец, он ощутил, что ему под силу сражаться с хищниками, он даже может спасти кого-то, вырвав жертву из их когтей.

Когда-то, много лет тому назад, Опарыш стал его счастливой звездой. Сперва ему было противно браться за такую тему – словно в выгребную яму лезть. Но вскоре предметом досады и раздражения стали сама история и ее герой, так что в конечном итоге получился обвинительный памфлет, своего рода объявление войны заполонившей город мерзости. Та страстная статья произвела настоящий фурор.

Дело не ограничилось хорошей премией от редакции. Изменилась вся его жизнь: его позвали работать в другое издание – хоть и не очень большое, но пользующееся успехом у читателей.

Журналист, который до сих пор жил в бедности, которому приходилось приспосабливаться и ловчить, чтобы не умереть с голоду, решил, что теперь, добившись успеха, он заживет припеваючи, счастливо и благополучно.

Но вышло иначе. Выбравшись из жестокой нужды, он вначале ощутил блаженство, словно человек, который продрог и, придя домой, наконец укутался в теплое одеяло. Очень скоро ему стало казаться, будто он вырядился в чужую одежду, неудобную, сковывающую движения.