— Это я вижу. Но зачем? С ним же все было в порядке.
— Нет, его не было видно, потому что наличник закрывал ламбрекен с кисточками.
Он вспомнил — там действительно был ламбрекен. Джеймс спросил:
— И что с ним случилось?
— Видишь ли, когда дети уехали, я решила постирать занавески в ванной, а заодно освежить и ламбрекен, но оказалось, что подкладка у него совсем залоснилась, а кисточки отвалились, стоило к ним прикоснуться, поэтому я выкинула ламбрекен и сейчас перекрашиваю наличник, чтобы он был того же цвета, что и рамы, и не так бросался в глаза.
Джеймс осмыслил сказанное, а потом произнес:
— Понятно.
— Тебе что-то нужно? — Она явно спешила вернуться к работе.
— Да нет, ничего особенного. Просто решил, что пора бы мне выпить чашечку кофе.
— Ох, извини. Я как-то не подумала. Я никогда не варю себе кофе, разве что когда приходит миссис Брикс.
— Да? Ну ничего. Собственно, — с надеждой в голосе добавил он, — скоро уже ланч.
Джеймс начинал ощущать голод. Он вернулся к своему отчету, захватив по дороге яблоко из вазы на столе. Заново раскладывая перед собой бумаги и калькулятор, он подумал, что неплохо будет съесть на ланч что-нибудь сытное и горячее.
Вскоре Джеймс услышал, как Луиза осторожно спускается по лестнице: очевидно, она сносила вниз стремянку и банку с краской, и это означало, что с малярными работами в ванной покончено. До него доносились звуки открывающихся и закрывающихся кухонных шкафчиков, позвякивание кастрюль, гудение миксера. Вскоре в столовую, где работал Джеймс, проник аппетитный запах жареного лука и свежемолотого перца, от которого у него сразу потекли слюнки. Джеймс закончил абзац, написал следующий заголовок и решил, что заслужил порцию выпивки.
Луиза стояла у плиты — он подошел к ней и обхватил сзади, заглядывая через плечо жены в сотейник, источавший упоительный аромат.
— По-моему, этого слишком много для нас двоих, — заметил он.
— Кто сказал, что это на двоих? Я готовлю на двадцать человек.
— Хочешь сказать, к ланчу у нас двадцать гостей?
— Нет. Я хочу сказать, что в субботу через две недели к нам придут двадцать человек.
— Тогда почему ты готовишь сейчас?
— Потому что это будет мусака. Я заложу ее в морозилку, а за день до праздника разморожу и все.
— Тогда что мы будем есть сегодня на ланч?
— Поешь что хочешь — консервированный суп, хлеб, сыр, можешь сварить себе яйцо…
— Вареное яйцо?
— А чего ты ожидал?
— Жаркое из ягненка. Отбивные. Яблочный пирог.
— Джеймс, я никогда не готовлю такие обильные ланчи.
— Как это нет? А по выходным?
— Выходные — другое дело. По выходным мы едим яйца на ужин. А по будням — наоборот.
— Но почему?
— Почему? Чтобы ты, вернувшись домой из офиса, утомленный и голодный, как следует поел. Вот почему.
В ее словах определенно был смысл. Джеймс вздохнул, наблюдая, как жена приправляет мусаку. Соль, перец, щепотка пряных трав… У него заурчало в животе.
— А можно мне немного на ланч? — жалобно попросил он.
— Нет, — отрезала Луиза.
Джеймс подумал, что это очень жестоко с ее стороны. Чтобы поднять себе настроение, он вытащил из морозилки лед и соорудил коктейль — джин с тоником. Со стаканом в руке он прошел в гостиную, надеясь погреться у камина и дочитать утреннюю газету, пока будет готовиться его ланч.
Однако огонь в камине не горел, а без него гостиная показалась ему промозглой и угнетающей.
— Луиза!
— Да? — Ему показалось или в ее голосе действительно прозвучало легкое раздражение?
— Ты не против, если я разожгу в гостиной огонь?
— Можешь разжечь, если хочешь, но к чему тратить растопку, если мы не собираемся там сидеть?
— Я думал, мы посидим в гостиной после обеда…
— Вряд ли, — ответила жена.
— А когда ты обычно разжигаешь камин?
— Около пяти. — Она повторила: — Но ты все равно можешь разжечь его, если хочешь.
Однако Джеймс из чувства противоречия не стал разводить огонь, а, упиваясь своей несчастной долей, уселся в кресло и взялся читать передовицу.
Несмотря на опасения Джеймса, ланч оказался вполне сносным. Густой овощной суп, серый хлеб с хрустящей корочкой, свежее масло, немного стилтона и чашка кофе. Он закурил тонкую сигару — достойное завершение трапезы.
— Как продвигается работа? — поинтересовалась Луиза.
— Работа?
— Ну да. Твой доклад.
— Готов на три четверти.
— Ты у меня молодец. Ладно, я, пожалуй, тебя покину — дам спокойно его закончить.
— Покинешь меня? Ради другого? Ну-ка признавайся, у тебя есть любовник?
— Вообще-то нет, мне просто надо вывести Руфуса на прогулку, а заодно зайти к мяснику и забрать у него отбивные из ягненка, которые он обещал мне оставить.
— А когда мы будем их есть? На следующее Рождество?
— Сегодня вечером. Но если ты будешь и дальше так язвить, я заложу их в морозильник до тех пор, пока ты не исправишься.
— Даже не думай! А что еще у нас на ужин?
— Молодой картофель и замороженный горошек. Ты что, ни о чем не думаешь кроме еды?
— Иногда еще о напитках.
— Обжора!
— Нет, я гурман. — Он потянулся к жене через стол и поцеловал ее. Потом вдруг заметил: — Очень странно целовать тебя за столом. Это бывает так редко…
— Потому что обычно мы едим вместе с детьми, — сказала Луиза.
— Давай делать так чаще. Отправлять их в гости, я имею в виду. Если Хелен больше не согласится их взять, будем сплавлять детей в собачий питомник.
После полудня дом — без Луизы, без пса, без детей, гостей и прочей активности — показался Джеймсу совсем мертвым. Молчание оглушало хуже любых навязчивых звуков. До его слуха доносилось лишь монотонное тиканье часов в холле. Джеймс подумал, что Луиза проводит в такой обстановке большую часть дня, после того как он уезжает в Лондон, а дети отправляются в школу. Неудивительно, что она разговаривает с собакой.
Когда она наконец вернулась, он испытал такое облегчение, что с трудом удержался, чтобы не броситься к ней. Возможно, Луиза почувствовала его настроение, потому что через мгновение она заглянула в дверь и позвала мужа по имени. Он постарался сделать вид, что застигнут врасплох.
— В чем дело?
— Если понадоблюсь, я в саду.
