Книга Девятый Дом - Ли Бардуго

Прошлая осень

Дэниел Арлингтон гордился тем, что готов ко всему, но, если бы ему пришлось подобрать слова для описания Алекс Стерн, он бы назвал ее неприятным сюрпризом. В голову ему приходило множество определений, но ни одно из них не было вежливым, а Дарлингтон всегда старался быть вежливым. Если бы его вырастили родители – дилетант-отец и болтливая, но остроумная мать, – возможно, он имел бы другие приоритеты, но его вырастил дед Дэниел Тэйбор Арлингтон Третий, который верил, что большинство проблем решается с помощью крепкого скотча, льда и безупречных манер.

Его дед никогда не встречал Гэлакси Стерн.

Дарлингтон нашел комнату Алекс на первом этаже общежития Вандербильта унылым жарким днем в начале сентября. Он мог бы дождаться, пока она сама явится в дом на Оранж, но, когда он был первокурсником, его собственная наставница, неподражаемая Мишель Аламеддин, которая стала его Вергилием, приветствовала его в Йеле и Доме Леты, придя к нему в общагу первокурсников в Старом кампусе. Дарлингтон твердо решил все делать правильно, хотя вся эта история со Стерн пошла не так с самого начала.

Он не выбирал Гэлакси Стерн своей Данте. Более того, самим фактом своего существования она украла у него мгновение, которое он предвкушал все три года службы в «Лете», – мгновение, когда он подарит свою любимую работу кому-то новому, приоткроет завесу обычного мира для какой-то достойной, но ничего не подозревающей души. Всего несколько месяцев назад он привез в «Черный вяз» коробки с заявками на поступление и сложил их в большом зале. Полный энтузиазма, он собирался прочесть или хотя бы пробежать глазами все тысячу восемьсот с лишним заявок, прежде чем огласить свои рекомендации выпускникам Дома Леты. Он был намерен выбрать двадцать кандидатов на роль Данте после честного, непредвзятого и скрупулезного рассмотрения их документов. После этого «Лета» должна была подвергнуть их прошлое тщательной проверке, выяснить, не проявляют ли они признаков душевных болезней, каково состояние их здоровья и финансовое положение, и принять окончательное решение.

Дарлингтон рассчитал, сколько заявок нужно рассматривать ежедневно, чтобы успевать ухаживать за домом по утрам, а дни посвящать своей работе в музее Пибоди. В тот июльский день он уже опередил график и дошел до заявки 324: Маккензи Хоффер, навыки устной речи – 800, математика – 720; девять углубленных курсов в выпускном классе; блог о гобелене из Байё на английском и французском языках. Она казалась многообещающей, пока он не дошел до ее личного эссе, где она сравнила себя с Эмили Дикинсон. Дарлингтон только что положил ее папку в стопку «нет», когда позвонил Сэндоу, чтобы сказать ему, что их поиски окончены. Они нашли кандидатку. Выпускники проголосовали единодушно.

Дарлингтону хотелось возразить. Черт, ему хотелось что-нибудь сломать. Вместо этого он выровнял лежащую перед ним стопку папок и спросил:

– Кто это? У меня здесь документы всех абитуриентов.

– Ее документов у тебя нет. Она их не подавала. Она даже не окончила старшую школу, – не успел Дарлингтон возмутиться, как Сэндоу добавил: – Дэниел, она видит Серых.

Дарлингтон застыл. Рука его по-прежнему лежала на папке Маккензи Хоффер (которая два лета проработала в благотворительной организации «Среда обитания для человечества»). Его поразило даже не то, что Сэндоу назвал его по имени, что случалось редко. Она видит Серых. Живой человек может увидеть мертвых, только выпив «Оросчерио» – бесконечно сложный эликсир, приготовление которого требовало мастерства и скрупулезности. Сам он пытался приготовить его в семнадцать лет, когда еще не слышал о «Лете» и только надеялся, что, возможно, мир куда более удивителен, чем принято считать. Эта попытка привела его в реанимацию. Кровотечение из ушей и глаз не прекращалось два дня.

– Ей удалось приготовить эликсир? – с восторгом и, откровенно говоря, некоторой завистью спросил он.

Повисло такое долгое молчание, что Дарлингтон успел выключить светильник на дедовском столе и выйти на заднее крыльцо «Черного вяза». Отсюда видны были дома на отлого спускающемся к кампусу Эджвуде и, далеко вдали, пролив Лонг-Айленд. Когда-то вся земля до самой Централ-авеню принадлежала «Черному вязу», но, когда богатство Арлингтонов поистощилось, была продана по частям. Остался лишь дом с садовыми розами и полуразрушенный лабиринт на краю леса – и присматривать за ними, подрезать их и возвращать к жизни было некому, кроме Дарлингтона. Спускались длинные, медленные летние сумерки, кишащие москитами и блестящие от светлячков. Он видел вопросительно изогнутый хвост кота Космо, охотящегося за каким-то мелким зверьком в высокой траве.

– Никакого эликсира, – сказал Сэндоу. – Она просто их видит.

– А, – сказал Дарлингтон, наблюдая за тем, как дрозд равнодушно поклевывает расколотый пьедестал того, что когда-то было фонтаном-обелиском.

Больше сказать было нечего. Хотя «Лета» создавалась для надзора за деятельностью йельских тайных обществ, ее дополнительной миссией было открывать тайны, скрывающиеся за Покровом. Годами они документировали истории о людях, способных видеть призраков, – некоторые из них были доказаны, другие же оставались лишь слухами. Так что, если совет нашел девушку, которая на это способна, и сможет принять ее в Дом Леты… Что ж, прекрасно. Он будет рад с ней познакомиться.

Ему хотелось напиться.

– Меня это радует не больше, чем тебя, – сказал Сэндоу. – Но ты сам знаешь, в каком мы положении. Это важный год для «Леты». Нам нужно, чтобы все были довольны.

«Лета» отвечала за надзор за Домами Покрова, но от них так же зависело ее содержание. В этом году общества должны были решить, продолжать ли ее финансировать. Дома вели деятельность без нарушений так долго, что кое-кто начал поговаривать, что и дальше тратиться на спонсирование «Леты» нет смысла.

– Я отправлю тебе ее досье. Она не… Она не та Данте, на которую мы надеялись, но постарайся отнестись к ней непредвзято.

– Конечно, – будучи джентльменом, сказал Дарлингтон. – Разумеется.

И постарался сдержать слово. Он продолжал стараться даже после того, как прочел ее досье, просмотрел видеозапись разговора между ней и Сэндоу, сделанную в больнице в Ван-Найс, Калифорния, и услышал ее хриплый, похожий на сломанный деревянный духовой инструмент голос. Ее нашли обнаженной, в обмороке на месте преступления рядом с девушкой, недостаточно везучей, чтобы пережить принятый ими обеими фентанил. Подробности этой истории оказались гораздо более омерзительными и печальными, чем он мог вообразить, и он пытался ее пожалеть. Его Данте, девушка, которой ему предстояло подарить ключи от тайного мира, была преступницей, наркоманкой, недоучкой, ценности которой нисколько не совпадали с ценностями Дарлингтона. Но он старался.