Хозяева встречали гостей в вестибюле. Элоиза — в черноматласном платье с глубоким вырезом на спине была совершенно обворожительна;Джон тоже выглядел весьма представительно. Отменно пошитый темно-коричневыйсмокинг с шелковыми лацканами сидел на нем как влитой. Хотя, если приглядеться,было ясно, что еще до прихода гостей Джон выпил больше, чем следовало. Мужчиныкурили ароматные сигары, шуршали вечерние туалеты женщин. Кольца, серьги ибраслеты вспыхивали крошечными алмазными радугами каждый раз, когда ихвладелица поворачивала изящную голову или поднимала руку, чтобы взять с подносабокал шампанского. Обменявшись приветствиями с хозяевами, прибывшие парыуходили в гостиную, откуда доносились смех и музыка.
Габриэла знала, что ее родители любят устраивать вечеринки.Правда, теперь они приглашали гостей не так часто, как раньше, и девочкаискренне жалела об этом, потому что в ее небогатой радостями жизни каждый приемпревращался в настоящий праздник. Сначала она с увлечением рассматривала гостейиз своего постоянного убежища на лестнице, а потом, лежа в своей комнате, долгоприслушивалась к музыке, доносящейся из гостиной. Впечатлений от увиденного ейобычно хватало надолго, и даже наказания, которые продолжали сыпаться на неекак из рога изобилия, переносились не в пример легче.
Недавно Габриэле исполнилось семь. На дворе стоял сентябрь;в этом месяце в Нью-Йорке открывался новый светский сезон, и вечеринка уХаррисонов была первой после долгого летнего перерыва. Никакого особенногоповода для нее не было — это была просто встреча старых друзей, большинство изкоторых Габриэла давно знала в лицо.
Разумеется, сходить вниз ей строго запрещалось. Элоизаникогда не представляла дочь гостям. Что, спрашивается, детям делать в обществевзрослых? Однако несколько раз Габриэле доводилось сталкиваться и дажеразговаривать с друзьями матери или отца. Эти красивые, веселые, уверенные всебе люди очень нравились девочке. Они были ласковы с ней и всегда улыбались,разговаривали. Это было так непривычно и необыкновенно приятно. Но обычно передприходом гостей мать просто отправляла Габриэлу в детскую, и девочка сиделатам, всеми забытая и никому не нужная. Время от времени кто-нибудь из гостей —в особенности дамы из кружка любительниц бриджа — спрашивал Элоизу о ребенке,но от подобных вопросов она отмахивалась, как от назойливых насекомых. Габриэлане играла в ее жизни никакой роли. В доме не было даже ни одной фотографиидевочки, хотя и в гостиной, и в столовой, и в библиотеке висели снимки Элоизы иДжона в серебряных багетных рамках. Габриэлу — за исключениемодного-единственного раза — никто никогда не фотографировал; Элоизе это было ненужно, а Джону просто не приходило в голову фиксировать на пленке этапы жизнидочери.
Внизу снова звякнул колокольчик, парадная дверь открылась, иГабриэла невольно улыбнулась. Вошла миссис Марианна Маркс — высокаясветловолосая красавица, которая часто бывала у Харрисонов в гостях. Марианнабыла в пышном платье из тонкого белого шифона, которое окутывало ее словноневесомое облако. Они с Элоизой дружили. А Роберт, муж Марианны, приехавшийвместе с ней, работал в одном банке с отцом Габриэлы.
Габриэла прижалась лицом к столбикам перил. Марианна Марксочень нравилась девочке, и теперь она с жадностью ловила каждое ее движение,каждый жест изящных рук, каждый поворот головы. Бриллиантовое ожерелье Марианныиграло и переливалось словно раздробленная радуга. Очаровательная гостья,словно что-то почувствовав, подняла голову и посмотрела вверх.
Взгляд ее остановился на Габриэле, и девочка невольноотпрянула, но вовсе не от страха. Цвета слоновой кости лицо Марианны, когда таповернулась, оказалось в тени.
Зато пышные волосы, в которых играл колеблющийся свет,походили на настоящий нимб, какой Габриэла видела только на картинках в Библии.А изящная алмазная диадема была точь-в-точь как настоящая королевская корона.Девочка застыла в немом восхищении.
— Габриэла! — окликнула девочкукоролева-святая. — Что ты там делаешь?
Голос у Марианны был негромким и ласковым, а улыбка — такойприветливой и доброй, что Габриэла, скорчившаяся на верхней ступеньке в своейрозовой ночной рубашке, едва не ответила ей. В следующий момент она, однако,вспомнила о грозящей ей опасности и умоляющим жестом приложила палец к губам.Если мама узнает, что она здесь сидит, она опять расстроится, и тогда…
— О-о!.. — Марианна мгновенно поняла — или думала,что поняла, — в чем дело. Кивнув мужу, она выпустила его руку и легко ибесшумно поднялась по лестнице к Габриэле.
— Что ты тут делаешь, малышка? — спросила МарианнаМаркс, прижимая к себе худенькое и теплое тельце девочки. — Смотришь нагостей?
— Ты такая красивая, Марианна, — прошепталаГабриэла, кивнув в ответ на заданный вопрос. — Просто ужасно красивая!..
И она действительно так считала. Женщина, державшая ее вобъятиях, была почти полной противоположностью ее матери. Высокая,светловолосая, с большими голубыми глазами, как у Габриэлы. Улыбка, которая,казалось, освещала все вокруг, сияла на ее лице. Девочка видела в ней добруюфею из сказки. Иногда Габриэла всерьез задумывалась о том, почему миссисМарианна не может быть ее мамой. В самом деле, они были так похожи. Марианнабыла ровесницей Элоизы, но у нее никогда не было детей. Лицо ее часто бывалопечальным, когда она думала, что ее никто не видит. Но у Габриэлы, всезамечавшей из своего укромного уголка, от жалости сжималось сердце. Однажды онадаже выдумала историю о том, что Марианна Маркс на самом деле должна была бытьее мамой, но по ошибке (к которой, несомненно, приложила руку злокозненнаяУмиранда) Габриэла досталась Элоизе. Впрочем, в историю эту девочка и сама неверила — не могла же Умиранда, в самом деле, быть такой злой; просто ей былоочень приятно мечтать о том, что и у нее может быть ласковая, добрая ивнимательная мать.
Марианна действительно была очень внимательна и добра кдевочке каждый раз, когда им удавалось встретиться. Вот и сейчас, когда онанаклонилась и поцеловала Габриэлу, та почувствовала себя совершенно счастливой.От Марианны исходил знакомый, сладковато-терпкий запах парфюма, и, вдыхая егополной грудью, Габриэла снова подумала, что такая женщина просто не можетникого наказывать. Даже ее, какой бы плохой и непослушной она ни была…
— Может быть, ты спустишься к нам хотя бы на несколькоминут? — предложила Марианна, которой очень хотелось взять девочку наруки. Ее хрупкое сложение, миловидное личико, взгляд широко открытых глаз — всевызывало в Марианне желание любить и защищать это робкое, молчаливое создание.Откуда у нее было такое чувство, Марианна не знала; должно быть, онаинстинктивно чувствовала, что Габриэлу есть от кого защищать.
Как жаль, что она не задумалась, не смогла понять эту нежнуюдушу. Как только тонкие, в синих прожилках кисти девочки оказались в ее руках —Марианна снова ощутила это странное притяжение… Казалось, девочка о чем-томолча умоляет ее, но о чем?
— Н-нет, нет, я не могу вниз… мама будет очень сердиться.Я давно должна быть в постели, — пробормотала Габриэла срывающимсяшепотом, и в глазах ее промелькнул ужас. Она прекрасно представляла себе,каково будет наказание. Каждый раз, решаясь на свои преступные, с точки зренияЭлоизы, вылазки, Габриэла дрожала как осиновый лист. Но в ее жизни было такмало радостей, что она снова и снова пряталась, чтобы подсмотреть чужойпраздник. Иногда ее ждала награда, такая, как этот разговор с Марианной.
