Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
– Боже всемилостивейший! – вскричал я. – Спаситель мира! Во имя святых упокоившихся душ, коих Ты содержишь в Твоих святых пределах, смилуйся надо мной! О, матушка моя! Если рядом со мной действительно лежат твои бренные останки, то помысли обо мне, о светлый ангел на небесах, где дух твой почиет с миром! Помолись за меня и спаси меня или же дай мне умереть теперь же, не мучаясь боле и не терзаясь!
Я произнес эти слова вслух, и звуки моего стенающего голоса, разнесшиеся под мрачными сводами склепа, даже мне самому показались странными и исполненными невообразимого ужаса. Я знал, что если мои страдания продолжатся, то я лишусь рассудка. Я не смел вообразить себе все то ужасное, на что может решиться безумец, заключенный в эту обитель смерти и тьмы в окружении разлагающихся трупов. Я оставался стоять на коленях, закрыв лицо руками. Потом заставил себя несколько успокоиться и постарался сохранить хоть какое-то душевное равновесие. Но тише! Что за чудесные, веселые и ободряющие звуки раздались вдалеке? Я поднял голову и прислушался, словно зачарованный.
– Фью, фью, фью! Чвик, явик, чвик! Тр-р-ля! Тр-р-ля! Тр-р-ля!
Это был соловей. Прелестная птица с ангельскими трелями! Как я благословлял тебя в тот черный час отчаяния! Как славил Бога за твое невинное бытие! Как вскочил на ноги, рассмеялся и заплакал от радости, когда ты, не ведая обо мне, осыпал ласкающий воздух жемчужным дождем соловьиных трелей! Небесный посланник утешения! Даже теперь я думаю о тебе с нежностью, ибо по твоей милости все птицы стали предметами моего обожания. Род человеческий сделался отвратительным в моих глазах, но певчие обитатели лесов и холмов – столь чистые и свежие – казались мне ближе всего к счастливой райской жизни на этой земле!
Меня охватил прилив силы и храбрости. У меня родилась новая мысль. Я решил двигаться на голос соловья. Он пел сладостно и ободряюще, и я вновь начал свой путь сквозь тьму. Я полагал, что птица сидела на одном из деревьев у входа в склеп, и если я пойду на ее голос, то, скорее всего, достигну той самой лестницы, которую столь мучительно искал. Спотыкаясь, я двинулся вперед. Меня одолевала слабость, ноги и руки тряслись. На этот раз ничто не мешало моему продвижению, дивные трели соловья слышались все ближе и ближе, и надежда, почти исчезнувшая, вновь ожила в моем сердце.
Я едва ощущал свои движения. Казалось, что-то влекло меня вперед, словно во сне, золотой нитью птичьего пения. Внезапно я зацепился ногой о камень и рухнул ничком, но боли не почувствовал: конечности мои слишком онемели, чтобы ощутить очередной удар. В темноте мои отяжелевшие и воспаленные глаза что-то уловили, после чего я издал благодарственный возглас. Тонкий луч лунного света, не толще стрелы, наклонно падал в мою сторону и указывал на то, что я наконец достиг выхода, к которому стремился.
Я упал на нижнюю ступеньку каменной лестницы. Я не мог разглядеть входную дверь склепа, но знал, что она должна находиться в самом верху крутого подъема. Но к тому времени я слишком устал, чтобы двигаться дальше. Я неподвижно лежал там, куда добрался, смотрел на одинокий лучик лунного света и слушал соловья, чьи восторженные трели совершенно явственно звенели у меня в ушах. Бомм! Гулкий колокол, который я слышал раньше, с лязгом отбил очередной час. Скоро настанет утро. Я решил отдохнуть. Совершенно вымотанный и телом и душой, я положил голову на холодные камни столь же охотно, как если бы они были мягчайшими подушками на свете, и через несколько мгновений забыл о своих невзгодах, погрузившись в глубокий сон.
Я, наверное, успел проспать некоторое время, прежде чем был внезапно разбужен ощущением удушающей слабости и тошноты, сопровождаемым острой болью в шее, как будто бы меня кто-то жалил. Я поднес руку к тому месту – и… Боже мой! Забуду ли я когда-нибудь, что ощутил, сомкнув дрожащие пальцы вокруг этой твари? Она вцепилась в мою плоть – крылатое, липкое, дышащее воплощение ужаса! Она впивалась в меня с отвратительным упорством, которое привело меня в исступление, и, едва не обезумев от отвращения и страха, я громко закричал! Я судорожно сжал обеими руками ее пухлое мягкое тело, я буквально отодрал ее от себя и зашвырнул как можно дальше во мрак склепа. На какое-то время я и вправду потерял рассудок – вокруг бушевало эхо от пронзительных воплей, которые я не мог сдержать! Наконец, умолкнув от полного изнеможения, я опасливо огляделся по сторонам. Лунный свет исчез, на его месте пробивался луч бледно-серого света, при котором я легко смог разглядеть всю лестницу и закрытую дверь наверху. Я ринулся вверх по ступеням с лихорадочной поспешностью безумца, вцепился обеими руками в железные прутья и принялся неистово их трясти. Дверь, надежно запертая, была неподвижна, как скала. Я позвал на помощь. Ответом мне стала мертвая тишина. Я стал смотреть сквозь частые прутья решетки. Увидел траву, склоненные ветви деревьев и прямо перед собой – маленький кусочек дивного неба опалового оттенка, едва краснеющего в ожидании наступающего рассвета. Я вдохнул сладостный свежий воздух. Надо мной нависала длинная вьющаяся лоза с гроздью дикого винограда, листья ее были покрыты густой росой. Я просунул руку сквозь решетку, сорвал несколько зеленых прохладных ягод и жадно их съел. Они показались мне вкуснее всего, что мне доводилось пробовать, они уняли жжение моей пересохшей глотки и языка. Вид деревьев утешал и успокаивал меня. Слышалось тихое щебетание просыпавшихся птиц, а мой соловей прекратил свое пение.
Я понемногу начал приходить в себя от нервного потрясения и, прислонившись к мрачному своду своей усыпальницы, набрался храбрости и посмотрел назад, на крутую лестницу, которую преодолел в столь яростной спешке. На уголке седьмой ступени сверху лежало что-то белое. Снедаемый любопытством, я осторожно и с некоторой неохотой спустился вниз. Это оказалась половина толстой восковой свечи, которую зажигают во время католического обряда погребения усопших. Несомненно, ее бросил туда какой-нибудь небрежный духовный чин, чтобы избавить себя от необходимости нести ее обратно после окончания ритуала. Я задумчиво поглядел на нее. Если бы у меня был огонь! Я рассеянно сунул руки в карманы брюк – и там что-то звякнуло! И вправду, меня хоронили в большой спешке. Мой кошелек, маленькая связка ключей, коробочка с визитными карточками. Я по очереди вынул их из кармана и стал с удивлением разглядывать. Они казались очень знакомыми и в то же время странными! Я возобновил поиски и на сей раз обнаружил нечто очень ценное в моем теперешнем положении – маленький коробок восковых спичек. Так, а портсигар мне оставили? Нет, он исчез. Довольно дорогой, серебряный – несомненно, монах, который провожал меня в последний, как он думал, путь, забрал его вместе с часами и цепочкой и отнес жене.
Ну что же, закурить я не мог, но мог зажечь огонь. И у меня была готовая к использованию погребальная свеча. Солнце еще не взошло. Мне непременно следовало дождаться наступления дня, когда я мог надеяться привлечь своими криками какого-нибудь человека, случайно оказавшегося на кладбище. Тем временем мне в голову пришла сумасбродная мысль. Я мог спуститься и взглянуть на свой собственный гроб! А почему бы и нет? Это будет что-то совершенно новое. Я полностью избавился от чувства страха, коробка спичек оказалось достаточно, чтобы придать мне почти безграничную смелость. Я взял церковную свечу и зажег ее, сначала она слабо мигнула, но потом разгорелась ясным и ровным пламенем. Прикрыв ее рукой от легкого сквозняка, я бросил прощальный взгляд на дневной свет, весело пробивавшийся сквозь дверь моего узилища, а затем стал спускаться вниз, снова в мрачный склеп, где я провел ночь в неописуемых страданиях.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
