Зато мысленно костерила всех рабовладельцев, а с ними и кочевников вместе взятых. Сам приказал ударить, а теперь недоволен?
Я проклинала все на свете. Правая рука повисла плетью и совершенно не желала двигаться, пальцы начинали неметь, зато каждый прыжок ящера отдавался болезненной вспышкой в плече, которая ледяными волнами растекалась вниз до запястья. Молча терпеть не получалось, и я тихонько шипела сквозь зубы, сосредотачивая внимание на бескрайних песчаных просторах впереди. Получалось плохо. Хотя бы потому, что после очередного мощного прыжка, эти просторы смазались в сине-рыжую пелену. Не сразу поняла, что по лицу текут слезы.
Но пока промолчала. Убраться с территории Номаду хотелось сильнее.
Приноровившись к бегу животного, я накинула повод на выступ седла и разжала занемевшие пальцы. Нужно было как-то пристроить правую руку, чтобы ее не сильно болтало. А бешеная зверюга выбрала именно этот момент и вильнула в сторону, клацнув зубами какое-то насекомое. Ошейник впился в горло, цепь натянулась, а я, захрипев, полетела на землю. Попыталась прикинуть сколько до нее артов, но не успела — все то же плечо пронзило болью. Но что еще хуже, надо мной нависло перекошенное лицо хозяина. Наверное, я и головой ударилась, потому что на миг показалось, что на нем промелькнул испуг. Однако от этой нелепой мысли быстро отказалась.
— Совсем рехнулась?! — заорал на меня мужчина. Он говорил что-то еще, но я уже не слушала. По моему лицу текли слезы, рука ныла, и было до невозможности обидно: если бы не его шайтова цепь, я бы, может, и удержалась. И как мне хотелось все это высказать в ответ, но спасительная тьма не оставила шансов.
Глава 4
ГЛАВА 4
Меня болтало из стороны в сторону, подбрасывало в такт размеренным прыжкам саура, но крепкая рука, удерживавшая поперек живота, не позволяла упасть с огромного ящера. Очередной прыжок, и моя бедная голова встречается с каменным плечом. Я завозилась, чтобы сменить положение и при случае немного поворчать, как услышала короткое:
— Спи.
Веки послушно смежились.
Второй раз проснулась, когда меня укутывали в одеяло и на что-то укладывали. Что-то было чересчур твердым.
Спросонья ничего внятного сказать не удалось, лишь промычать. А еще очень хотелось пить, но это мое желание угадали без слов — в губы ткнулся бурдюк с водой. Несколько жадных глотков примирили меня с твердостью ложа, возмущаться расхотелось, а когда сзади прижалось горячее тело, защищая от прохлады ночи, жизнь вообще показалась крайне приятной штукой. Поэтому, теперь уже по собственной воле отложив упреки и вопросы до лучших времен, я провалилась в сон.
Ощущение чужого взгляда не покидало. Показалось, что кто-то осторожно провел рукой от бедра до груди, затем по руке. Пальцы едва ощутимо нарисовали линию на шее, где обычно был ошейник… Странно, сейчас я его совсем не ощущала. За три месяца уже привыкла к этой отвратительной железке, почти сроднилась, но чувствовала всегда. Теплое дыхание коснулось щеки, и кто-то уже более настойчиво стал пробираться в вырез туники…
А вот это уже точно не показалось.
Остатки сна испарились, как капля воды в полуденный зной. Стараясь не выдать дыханием того, что уже бодрствую, прикидывала в уме, кто из местных снова решил попытать удачу. И почему девчонки молчат? Хоть бы одна пискнула и предупредила.
Я приоткрыла глаза, чтобы понаблюдать за смельчаком из-под ресниц, а заодно и оценить противника, но увидев склоненное надо мной знакомое лицо, распахнула их шире.
— Что ты делаешь? — голос прозвучал сипло.
Мужчина от своего занятия не отвлекся и продолжил сосредоточенно стягивать тунику с моего плеча.
— Раздеваю тебя, — буркнул он.
А я опешила от такой наглости. Надавала по загребущим рукам, возмущенно фыркнула и удостоилась злого взгляда. Потом вспомнила, что кочевник мой, вроде как, хозяин и вообще воин, и уже после испугалась. Не приучили тебя, Дели, думать прежде, чем что-то делать.
— Ой… — чуть слышно выдохнула и замерла, ожидая реакции на очередную глупость с моей стороны.
— Ой, — констатировал мужчина. Лицо воина застыло так близко от моего, что мы почти соприкасались носами. Его губы сжались в тонкую линию, на скулах ходили желваки. Я подняла взгляд выше и утонула в черном омуте. Он манил, затягивал, лишал воли. Сердце скакнуло к горлу. Только не понять от страха или… предвкушения. Вдруг вспомнилось с какой страстью мужские губы целовали меня прошлой ночью. Но я же боюсь этого человека, разве нет? Шайтово зелье!
— Вставай, раз проснулась, — после напряженного молчания произнес кочевник и поднялся. Но увидев, что я не двинулась с места, уже спокойней добавил: — Нужно осмотреть плечо.
Кивнула, осторожно села, свесив ноги с каменной постели, и поморщилась. Поездка на сауре дала о себе знать. Попыталась стянуть тунику с плеча, чтобы не оголять лишнего, но никак не получалось оставить грудь закрытой.
В конце концов, мужчина не выдержал. Рывком поднял меня на ноги, с силой дернул ворот туники в сторону, так, что полы на груди разошлись, открывая меня чужому взгляду. Судорожно вздохнула, прикрыв левой рукой грудь, но меня уже развернули спиной и начали что-то ощупывать.
— Поздно стесняться, не находишь? — насмешливо проговорил воин, но не успела я ответить, как вскрикнула от боли, когда он надавил на какую-то точку на плече. — А здесь? — пальцы нажали уже в другом месте.
— Нет.
— Уже лучше, — отметил он. А вот происходившее дальше заставило удивленно застыть. Кочевник массировал плечо, кое-где просто гладил, а по коже разливалось приятное тепло. Не зная, что это, я бы, может, списала все на отголоски зелья — очень уж легко было спутать зарождающееся желание и эффект целебной магии… Но когда мужчина закончил, а боль исчезла, будто ее и не было, я пораженно выдохнула:
— Целитель?
Не скажу, что люди, владеющие целебной магией, редкость. Нет, даже наоборот. Но я всегда считала, что ей обладают только северяне. А вот о кочевниках-магах никогда не слышала.
Мужчина никак не прокомментировал. Лишь отозвался с легким налетом недовольства, когда я поправляла одежду:
— В следующий раз говори сразу, если что-то болит.
Руки замерли, так и не затянув пояс туники до конца. Говорить сразу? Для чего? Чтобы снова получить кнутом? И как он себе это представляет? "Хозяин, вы меня ударили, теперь у меня болит рука, поэтому я не могу нормально ехать на вашей шайтовой ящерице"? Волна возмущения была настолько сильной, что я и не подумала промолчать.
— Когда ты снова прикажешь меня ударить? Хотя зачем, это же можно сделать самому, хозяин, — огрызнулась я, поворачиваясь к нему лицом. Мужчина хмурился, над чем-то раздумывая, но меня уже понесло: — Удобно, сам покалечил, сам вылечил.
