Ванья, сидевшая на полу чуть в стороне от детей, посмотрела на нас. Я спустил Хейди с рук, а Ванья будто того и ждала, сразу пришла, взяла Хейди за руку, подвела к полке с игрушками и всучила ей деревянную улитку, такую с рожками-антеннами, они крутятся, когда катишь улитку.
— Хейди! — Тут она забрала у сестры улитку и поставила ее на пол. — Тяни за шнурок. Колеса крутятся. Поняла?
Хейди схватила шнурок и дернула. Улитка опрокинулась.
— Нет, не так. Дай покажу.
Она поправила улитку и провезла несколько метров.
— А у меня есть сестренка! — заявила она во всеуслышание.
Робин отвернулся к окну и стал рассматривать внутренний двор. Стелла, энергичная и, видимо, оживленная сверх обычного из-за праздника и гостей, возбужденно крикнула что-то, чего я не разобрал, и показала пальцем на одну из двух маленьких девочек, та протянула ей куклу, которую держала в руке, Стелла положила куклу в коляску и покатила по коридору. Акиллес поладил с Беньямином, мальчиком на полтора года старше Ваньи; обыкновенно он сосредоточенно что-то делает, рисует, строит лего или играет с пиратским кораблем. Он милый, самостоятельный и фантазер, и сейчас вместе с Акиллесом взялся достраивать железную дорогу, начатую нами с Ваньей. Обе маленькие девочки убежали следом за Стеллой. Хейди заныла. Должно быть, ей пора было поесть. Я пошел на кухню и подсел к Линде.
— Не сходишь к ним? — сказал я. — Мне кажется, Хейди голодная.
Линда кивнула, вскользь коснулась рукой моего плеча и ушла. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сориентироваться в двух параллельных застольных разговорах. Один о машинах, второй о каршеринге; видимо, общий разговор только что разделился на отдельные ветки. Темнота за окном была густая, освещение на кухне нерасточительное, на продолговатых шведских лицах вокруг стола затенились складки, глаза блестели в свете свечей. Эрик, Фрида и еще одна женщина, имени которой я не помнил, стояли у разделочного стола спиной к нам и готовили еду. Меня переполняло сочувствие к Ванье, но сделать я ничего не мог. Сидел, смотрел на говорящего, чуть улыбался удачным репликам и тянул глоточками красное вино из бокала, который кто-то поставил передо мной.
Прямо напротив меня сидел единственный из присутствующих, не похожий на остальных. Большое лицо, шрамы на щеках, грубые черты, проницательные глаза. На нем была ковбойка а-ля пятидесятые и сильно подвернутые джинсы. Прическа тоже из пятидесятых плюс бакенбарды. Но не это отличало его ото всех, а харизма, ты неизбежно обращал на него внимание, хотя он почти не говорил.
Однажды в Стокгольме я был на вечеринке, где оказался боксер. Он тоже сидел на кухне, и его присутствие настолько давило физически, что у меня возникло отчетливое и неприятное ощущение собственной неполноценности. Что я менее полноценный, чем он. И удивительное дело — в течение вечера это подтвердилось. Сборище было у Коры, подружки Линды, в крошечной квартирке, так что народ толпился где мог. Из стереосистемы неслась музыка. На улице все белым-бело от снега. Линда дохаживала срок, и это могла оказаться последняя вечеринка, на которой мы успевали еще погулять, потом родится ребенок и все изменится, поэтому, хотя сил у Линды и оставалось немного, она решила пойти. Я стоял и разговаривал с Тумасом, фотографом и другом Гейра; с Корой Тумас познакомился через свою гражданскую жену Марию, она — поэт и была наставником Коры в Бископс-Арнё. Линда немного отодвинула стул от стола, чтобы поместился живот, смеялась, радовалась, и, думаю, никто, кроме меня, не чувствовал, что в последние месяцы она закрылась в себе и потихоньку раскалялась изнутри. Потом Линда встала и вышла, я улыбнулся ей и погрузился в разговор с Тумасом, он рассуждал о гене рыжеволосости, явно доминантном в собравшейся компании.
Где-то раздался стук.
«Кора! — услышал я. — Кора!»
Не Линдин ли голос?
Я встал и вышел в коридор.
Стук раздавался из ванной комнаты.
— Линда, это ты? — спросил я.
— Да, — сказала она. — Замок заклинило, кажется. Можешь позвать Кору? Она, наверно, знает, что с этим делать.
Я вернулся в гостиную и дотронулся до плеча Коры, она в одной руке держала блюдо с едой, а в другой бокал вина.
— Линда не может выйти из туалета, — сказал я.
— О нет, только не это! — Кора поставила блюдо и вино и бросилась выручать Линду.
Сначала они поговорили через запертую дверь, Линда старательно исполняла все инструкции, но безо всякого успеха — дверь не отпиралась. Все в квартире уже были в курсе событий, воцарилось смешливо-истеричное настроение, в коридоре собралась толпа советчиков, переговаривавшихся с Линдой, а встревоженная, на взводе Кора объясняла всем, что Линда на сносях и надо немедленно что-то делать. В конце концов решили вызывать слесаря. Пока мы дожидались его, я стоял под дверью и вполголоса переговаривался с Линдой, ясно осознавая два неприятных факта: что все слышат наш разговор и что я на поверку оказался слабаком. Почему я не вышибу дверь, чтобы вызволить Линду? Просто и результативно.
Дверей я никогда не выбивал и не знал, насколько они податливы; а если я ударю, а силы не хватит, насколько дурацки я буду выглядеть?
Слесарь пришел через полчаса. Разложил на полу кожаный патронташ с инструментами и стал возиться с замком. Невысокого роста, в очках и с залысиной на лбу, он, никак не реагируя на обступивших его людей, пробовал инструмент за инструментом, но проклятая дверь не отпиралась. В конце концов он сдался и сказал Коре, что ничего не получается, замок ему не поддается.
— И что нам делать? — спросила Кора. — Она на сносях!
Он пожал плечами.
— Вышибите, и дело с концом, — сказал он и стал складывать инструмент.
Кто должен вышибать дверь?
Очевидно, я, это мое дело как мужа Линды.
Сердце отчаянно колотилось.
Браться ли мне за это дело? На глазах у всех сделать шаг назад и со всей силы ударить в дверь ногой?
А если она не поддастся? Или ушибет Линду?
Линде надо встать в угол. Я сделал несколько размеренных вдохов и выдохов, но дрожь не унималась. Хуже нет, чем оказаться в центре внимания при такой диспозиции. Но вдвое хуже, когда есть риск не справиться.
Кора огляделась вокруг.
— Придется выбить дверь. Кто бы это сделал?
Слесарь исчез за дверью. Если мне вызываться, то сейчас.
Но я не мог.
— Микке! — сказала Кора. — Он боксер.
Она собралась пойти за ним в гостиную.
— Я за ним схожу, — вызвался я. Чтобы, по крайней мере, не пытаться затушевать унизительность ситуации, а прямо дать понять, что у меня, мужа Линды, кишка тонка вышибить дверь, но я прошу тебя, силача и боксера, сделать это вместо меня.
Он стоял у окна с пивом в руке и болтал с двумя барышнями.
