Это ведет к некоторому дальнейшему определению. В-себе-бытие и бытие-для-иного прежде всего различны, но то, что нечто имеет то же самое, что оно есть в себе (аn sich), также и в самом себе (an ihm), и, наоборот, то, что оно есть как бытие-для-иного, оно есть и в себе – в этом состоит тождество в-себе-бытия и бытия-для-иного, согласно определению, что само нечто есть тождество обоих моментов и что они, следовательно, в нем нераздельны. – Формально это тождество получается уже в сфере наличного бытия, но более определенное выражение оно получит при рассмотрении сущности и затем при рассмотрении отношения внутреннего (Innerlichkeit) и внешнего (Ausserlichkeit), а определеннее всего – при рассмотрении идеи как единства понятия и действительности. – Полагают, что словами «в себе» и «внутреннее» высказывают нечто возвышенное; однако то, что нечто есть только в себе, есть также только в нем; «в себе» есть лишь абстрактное и, следовательно, внешнее определение. Выражения «в нем ничего нет», «в этом что-то есть» имеют, хотя и смутно, тот смысл, что то, что в чем-то есть, принадлежит также и к его в-себе-бытию, к его внутренней, истинной ценности.
Возвышенное – в эстетике Канта – напрямую связанное с нашими глубинными переживаниями и обращающее их к непосредственному действию в мире; этим возвышенное отличается от прекрасного, которое призывает к созерцанию. К примеру, пейзаж прекрасен, если успокаивает, и возвышен, если вдохновляет помочь соседям. Гегель иронизирует над поверхностным романтическим пониманием Канта, где глубокая внутренняя жизнь считалась свидетельством восприимчивости к возвышенному, а, значит, говорила об амбициозности замыслов и масштабности будущей славы.
Можно отметить, что здесь уясняется смысл вещи-в-себе, которая есть очень простая абстракция, но в продолжение некоторого времени слыла очень важным определением, как бы чем-то изысканным, так же как положение о том, что мы не знаем, каковы вещи в себе, признавалось большой мудростью. – Вещи называются вещами-в-себе, поскольку мы абстрагируемся от всякого бытия-для-иного, т. е. вообще – поскольку мы их мыслим без всякого определения, как ничто. В этом смысле нельзя, разумеется, знать, что такое вещь-в-себе. Ибо вопрос: что такое? – требует, чтобы были указаны определения; но так как те вещи, определения которых следовало бы указать, должны быть в то же время вещами-в-себе, т. е. как раз без всякого определения, то в вопрос необдуманно включена невозможность ответить на него или же дают только нелепый ответ на него. – Вещь-в-себе есть то же самое, что то абсолютное, о котором знают только то, что все в нем едино. Мы поэтому знаем очень хорошо, что представляют собой эти вещи-в-себе; они как таковые не что иное, как лишенные истинности, пустые абстракции. Но что такое поистине вещь-в-себе, что поистине есть в себе, – изложением этого служит логика, причем, однако, под «в-себе» понимается нечто лучшее, чем абстракция, а именно то, что нечто есть в своем понятии; но понятие конкретно внутри себя постижимо как понятие вообще и внутри себя познаваемо как определенное и как связь своих определений.
Вещь в себе (более точным переводом было бы «вещь сама по себе», наподобие «кошка, которая гуляла сама по себе») – один из ключевых терминов философии Канта, обозначающий то, что мы не знаем не только устройства мира, но и устройства отдельных вещей, так как не можем найти оснований, на которых квалифицируем вещи именно как вещи, хотя при этом отличаем их от наших внутренних или внешних реакций. Для Канта утверждение вещи в себе было основано на том, что человек, различая между своей внутренней и внешней жизнью, никогда не отождествит знание вещей ни с той, ни с другой жизнью, зато поймет, что такое знание. Но именно этот термин подвергался критике немецким идеализмом, в том числе Гегелем, прежде всего за то, что Кант не рассмотрел вопрос о том, как полагание вещи предшествует ее пониманию. Гегель показывает, что полагание вещи как таковое – это полагание ее как таковой, то есть как чистой абстракции. Тогда вещь-в-себе – такая же абстракция по отношению к ее свойствам, как наше познание – по отношению к его обстоятельствам. Когда мы читаем книгу, то не обращаем внимания на шум за окном, но и писатель, когда сочинял книгу, давал обобщенные характеры своих героев, в отвлечении от всех возможностей и нюансов их поведения.
