Она услышала, как Хафиз сказал Беккеру:
— Три Пророка учат, что женщина должна быть скромной. Видите, как они скромны, ведь вуали скрывают их лица? И все же как прекрасны. И я думаю, что хорошая жена выйдет только из женщины, хорошо владеющей женскими искусствами.
— Вы не собираетесь взять еще одну жену, Хафиз?
Благодушная улыбка Карины слегка померкла, и она пронзила мужа острым, как рапира, взглядом. Он облизнулся и забарабанил пальцами по кушаку на брюшке в такт музыке.
— Нет-нет, — ответил он с легким сожалением в голосе. — Таких варварских обычаев придерживаются лишь отступники от истинного пути, например неохаддиты. Меня эти дамы интересуют лишь ради моего наследника. Рафику пора начать подыскивать себе жену. Жизнь мужчины не должна состоять исключительно из бизнеса и добрых дел. Он обязан иметь семью. Я когда-то считал, что важно иметь сыновей пока у меня самого не появился сын, который оказался никчемным. С другой стороны, у меня появилась прекрасная приемная внучка, бесценная жемчужина, и я думаю, что Рафик должен стать отцом многочисленных детей обоих полов, чтобы у него было много наследников, из которых можно выбирать, а у меня было много внуков, чтобы утешить меня в мои преклонные годы.
— Я тебя утешу, моя динамомашина пустыни, — шепнула ему Карина.
— А я — тебя, о жемчужина красоты, а наши внуки утешат нас обоих.
Барабанный ритм снова изменился, и труппа расступилась, оставив посередине одну танцовщицу, тело которой было закутано в прозрачные покрывала, как в крылья спящей бабочки. Она двигалась медленно, потом выгнулась назад, почти достав головой до щиколоток. В тот момент, когда решили, что она собирается сделать мостик, она просто сделала сальто назад и снова выпрямилась во весь рост. Затем подняла руки над головой и встала к зрителям лицом, ее голова двигалась взад и вперед, как у змеи. Ее ступни оторвались от земли, и она перекатилась вперед. Это не было падением, просто неторопливым перекатом. Она повторила эти маневры в такт музыке, ее невесомое тело выписывало ленивые, грациозные восьмерки в воздухе.
По мере того как темп музыки убыстрялся, ее движения при соприкосновении с землей и в воздухе тоже убыстрялись, все больше напоминая акробатику. И внезапно остальная труппа присоединилась к Азизе, все в сумасшедшем темпе завертелись, а крупные, граненые драгоценные камни в центре их поясов из монет вспыхивали, словно подсвеченные изнутри, с каждым поворотом.
А затем, словно облако пуха, уносимого сильным ветром, каждая танцовщица по очереди взмахнула рукой у пояса и взлетела в воздух, оторвав подошвы ног почти на метр от земли.
Карина в восторге хлопала в ладоши.
— О, Хаффи, это поистине вдохновляющее представление! Даже я, изучавшая священные эротические танцы древнего Вавилона и Ниневии с помощью верховных жриц, перенесенных из этих культур, никогда не видела подобных па.
— Воистину, им удалось превратить простой антигравитационный пояс в инструмент артиста, надев его под монеты, — согласился Хафиз.
Девушки снова опустились вниз и, твердо встав ногами на землю, взмахнули перед собой покрывалами и нырнули в кустарник, оставив сцену другой солистке. Беккера новая солистка сразу же очаровала. Она была закутана в покрывала и юбки, которые кружились и переливались в такт ее движениям, взлетая и опускаясь, появляясь и исчезая. Капитану вспомнился один из калейдоскопов, которые можно приобрести на наноблошином рынке. Из тех, которые принимают цвета всего, что их окружает. Если посмотреть в один такой в солнечное утро на берегу, когда небо голубое, море зеленое, а солнце желтое, и вращать его без остановки, подумал он, вероятно, можно получить почти такой же эффект, какой создавала эта танцовщица. Но, конечно, это зрелище не было бы таким соблазнительным, как сверкание белой кожи и блеск золотисто-зеленых глаз, которые можно было уловить в вихре покрывал и длинных, желтых, как масло, волос. Голова ее была украшена обручем из монет, скрепляющих зеленое покрывало, конец которого прикрывал нижнюю часть лица, но что-то в ней было знакомое.
Темп стал еще быстрее, и танцовщица вдруг приблизилась к Беккеру и набросила не него одно из своих покрывал. Затем, приподнимая одно бедро, затем другое, она медленно начала танец, и монеты на ее бедрах качались и звенели. Она согнула палец, поманила капитана, и он встал и тоже начал двигать бедрами, хотя у него не получилось такого же эффекта.
Рассмеявшись, она толкнула его обратно на сиденье и плюхнулась своим облаченным в шальвары задом на его колени.
— Лучше занимайся космическим мусором, Беккер, — произнесла она на вовсе не экзотическом всеобщем языке.
— Андина! Когда ты прилетела сюда?
— Я бы пришла тебя встречать, но не хотела испортить сюрприз, — сообщила она ему.
— Я не знал, что ты теперь артистка. Я думал, ты занимаешься уборкой.
— Так и есть. Но эти девушки застряли на дальнем астероиде, населенном неотесанными мужланами вроде тебя. Я их подбросила, а они в счет оплаты давали мне уроки. Я их уговорила позволить привезти их сюда, а не на то выступление, куда они направлялись, когда их корабль начал барахлить. Я рассчитала, что Хафиз заплатит им столько денег, что они смогут возместить мне расходы на перелет и отремонтировать свой корабль.
— А если бы они не сумели его отремонтировать, ты знала, что они всегда могли бы продать мне его на запчасти, — заметил Беккер.
Они еще много чего сказали друг другу, но Акорна была слишком хорошо воспитана, чтобы слушать.
По-видимому, Андина создала прецедент, пригласив Беккера потанцевать с ней, и некоторые другие танцовщицы начали делать то же самое. Каждая из них, размахивая покрывалами, словно крыльями, подлетала к столу, брала бокал с вином, ставила его себе на голову, опускалась на пол, проделывала несколько трюков, снова поднималась, по-прежнему удерживая в равновесии бокал, и кружилась в воздухе с бокалом на голове. Затем, не пролив ни капли, снова подлетала к столу, отдавала бокал хозяину и жестом предлагала ему осушить его, потом набрасывала на него шелковое покрывало и вытаскивала его (а иногда и ее) на танцевальную площадку. Они повторяли это до тех пор, пока не охватили каждого из сидящих за столом и все бокалы не опустели. Теперь большая часть гостей стояла и хохотала.
Поскольку Хафиз сидел во главе стола, его должны были выбрать первым, но когда гибкая, черноокая красотка подплыла к нему, Карина начала действовать. Она встала между танцовщицей и мужем и начала размахивать своими светло-лиловыми одеждами, непрофессионально и не столь грациозно, но тем не менее эффективно. Танцовщица приветствовала Карину улюлюканьем, которое называлось «загарет», поклонилась им обоим и проделала свой трюк с бокалами обоих. Хафиз и Карина к этому моменту были так поглощены друг другом, что почти не заметили этого. Но все же они покорно выпили свое вино, когда танцовщица его вернула, а затем покинули вечеринку, обхватив друг друга за мощные талии, насколько позволяла длина рук.
Самая юная участница труппы была дочерью одной из танцовщиц. Как и другие танцовщицы, она была очарована линьяри, хотя и немного сбита с толку, ведь они ели только растения, украшающие вазы в центре стола, и пили только воду. Другие танцовщицы избегали встречаться взглядом с линьяри, но в конце концов любопытство юной девушки одолело ее сдержанность, и она выбрала для танца Мати. Мати с энтузиазмом вскочила и стала подражать движениям девушки. Они обе посмеивались над неуклюжестью девушки-линьяри. Танцовщица еще больше развеселилась, когда осознала, что Мати — женщина.
