– Он их слушал, а не нас. Это они воспитали Стивена и увели его из дома!
Я хотел порвать в клочья фотографии знаменитостей, но, понимая бессмысленность сего поступка, сдержался. Всё зашло слишком далеко и ничего не изменить!
– Стивен, мальчик мой, – заплакал я, – зачем же ты нас оставил?
Я снял свои перчатки и коснулся стола, на котором были его отпечатки пальцев (на этом месте он делал уроки). Я поздно вспомнил, что не увижу его… Молодая вульгарная девица лежала на кровати. Она поднесла сигарету ко рту, затянулась и передала её Стивену. Он вдохнул дым, и я остолбенел. Это был не табак! Они смеялись… Девица раздевалась и целовала его…
Как пали нравы! Куда всё исчезло: наши ценности, мораль, принципы?!
В тот миг как бы туманом заволокло глаза мои… Я не мог поверить, что мой мальчик ведёт себя столь постыдным образом! Правда оказалась слишком горькой и причиняла боль, которую я должен был держать в себе…
А через месяц Стивен пришёл за деньгами.
– Для чего тебе деньги? – вспылил я. – Чтобы тратить на марихуану и всяких шлюх?
– Откуда ты… – начал он, осекся, а потом бросил с вызовом. – Что если и так?
–Убирайся из этого дома, щенок, и не попадайся мне на глаза!
– Джим, не говори так! Это же наш сын! – всплеснув руками, воскликнула Мэри.
– Он мне больше не сын! Пусть катится отсюда в свою коммуну или к Советам на содержание…
С тех пор я не видел Стивена. Мэри втайне от меня передавала ему деньги. Я делал вид, что ничего не знаю об этих встречах… А потом он автостопом уехал в Сан-Франциско…
– Вы отчего-то искали советский след в этой истории, – заметил Литвинов. – Может, просветите, как ваши «хиппи» связаны с коммунистами?! В Советском Союзе мы не знали, что такое наркотики! Да что там… Я полгода ухаживал за своей будущей женой, прежде чем она позволила приблизиться к себе. Какая еще «свободная любовь»! Коммуну они подцепили, быть может, из советской терминологии, но, пожалуй, что и всё. Да будет вам известно, что «хиппи» – это гремучая смесь из мировоззрений и идеологий всех времён и народов, не исключая философии и религии Востока…
– Я верю, что вы специалист по молодёжным субкультурам, но откуда мне было знать тогда, что они такое? – мрачно парировал Стивенсон.
– Меня больше интересует, когда вы узнали обо мне? – сказал Литвинов.
– В марте 1970 года я увидел во сне сидящего за рулём человека. Он был мертвецки пьян и отчаянно боролся со сном, продолжая ехать по шоссе. Но сон все-таки одолел, и голова его упала на руль. Я закричал, пытаясь разбудить его, но он не мог меня услышать. Машина со всего хода врезалась в бетонный столб…
Литвинов опустил глаза, чтобы не выдать своего волнения.
– Я видел, – продолжал рассказчик, – этого человека в больничной палате и еще печальную женщину рядом с ним. А потом было другое видение. Он шёл за гробом, в котором лежало её бледное восковое тело… Этот человек не плакал, но в душе обвинял себя в её смерти…
Литвинов прослезился.
– Вскоре я похоронил десять своих товарищей, – заговорил он, отвернувшись в сторону. – Я чувствовал, что виноват в их гибели, отчаянно убеждал себя в обратном, но не было мне покоя, и борьба продолжалась…
– Я дослужился до помощника шефа полиции, – продолжал Стивенсон, – и работа перестала меня радовать; вскоре я вышел на пенсию. Я сидел дома, был одинок, потерял смысл жизни и чувствовал, как силы покидают меня… «Жизнь прожита бездарно, – думал я, – старший сын умер, не зная, что я гордился им, младший – ушёл из дома по моей вине!» Мне было очень плохо…
Мэри тоже страдала, но у неё была работа, ресторанный бизнес. Общее горе не объединяло нас, ибо страдали мы каждый в своём месте и не делились болью…
Я садился на диван, ел бутерброды и смотрел старые фильмы, не замечая, как сон овладевает мною… Я видел Кинга, он гнался за мной, размахивая большим огненным мечом, и кричал: «Джим, нам надо поговорить!»
– Да, проснёшься ты, наконец?
– Что? – я открыл глаза и увидел тень, нависшую надо мной.
– Джим, просыпайся. Нам надо поговорить…
Но глаза мои слипались.
– Сержант Стивенсон, подъём.
Я вскочил на ноги и вытянулся по струнке. Предо мной стоял Джеймс Кинг.
– Старик, ты не в форме! – улыбнулся он, разглядывая меня.
– Зачем ты пришёл? – я вернулся на прежнее место.
– Как – зачем? Проведать тебя! Мы с тобой так давно не виделись!
– Мог хотя бы для приличия постучаться перед тем, как войти…
– Ну, извини, ты так крепко спишь, что и трубой ангельской тебя не разбудишь! Да только не обычный сон это…
– Что это значит?
– Твой сон слишком похож на смерть…
– Ты двадцать лет не давал о себе знать и вот вдруг объявился. С чего бы это?
– Я не забывал о тебе, Джим, и присматривал за тобой! Но ты был счастлив все эти годы, а теперь приключилась с тобою беда. Ты потерял сыновей, а жена во всём винит тебя. Ты остался один. А силы уже не те, что прежде…
Сон как рукой смахнуло. Я удивился:
– Откуда ты знаешь?
– Ты должен понять, Джим, – мы с тобой связаны незримыми нитями! Теперь я помогу тебе, – ты как прежде будешь молодым и энергичным!
Я усмехнулся. А он окинул меня строгим взглядом:
– Не улыбайся, Джим. В Японии сейчас творят и не такие чудеса! Тебе повезло больше, чем мне. Я прошёл через особый ритуал… Ты же можешь избежать этого. Но надо спешить, пока ещё не поздно…
Я не понимал, о чём он говорит, но слова его внушали доверие. Тогда он протянул мне конверт:
– Это билет на самолёт до Токио, – на завтрашний рейс. В аэропорту тебя встретят…
Я помню высотку в центре Токио и человека в белом халате – доктора Хирохито. Он спросил меня по-японски о группе крови. Я отвечал, что «первая, резус-фактор – отрицательный».
– Отлично, – сказал он, – значит, проблем не будет…
Я сел в специальное кресло; на руку выше локтя лёг тугой жгут, я стиснул пальцы в кулак; выступили вены… Доктор принёс шприц с бесцветной жидкостью.
– Это лекарство… от старости, – пояснил он и добавил с улыбкой. – Вы помолодеете и проживёте много-много лет!
Мне хотелось верить его словам. Доктор сделал укол, но изменений я поначалу не почувствовал и сказал об этом. Он засмеялся:
– Слишком рано вы забеспокоились. Иные чувствуют перемены лишь спустя месяцы после процедуры…
Помню, я лежал с открытыми глазами в своей комнате и думал о словах доктора. Внезапно я почувствовал небывалый прилив сил: меня охватило желание сыграть в футбол и даже заняться сексом. Я рассказал об этом доктору Хирохито. Он улыбнулся:
